Ванька-ротный

— Ну, вот что! До Селижарова осталось два часа ходьбы, полезай на телегу! Доедешь до места — пойдёшь в батальонную санроту. Скажешь, что я тебя прислал на медкомиссию, покажешь им ногу. Понял?

— Ладно, товарищ лейтенант!

— Да не ладно, а «Есть сходить в санчасть», нужно отвечать.

— Есть, так точно!

Я взял винтовку, противогаз и обоймы с патронами у бойца, положил всё на ротную повозку и сказал повозочному солдату, что это всё останется у него: «Солдата довезёшь на подводе до Селижарова, покажешь, где стоит санчасть. Ты своих обозников знаешь».

После короткого десятиминутного привала рота встала и тронулась снова вперёд. Остался последний небольшой переход.

Я буду рассказывать, не торопясь, всё по порядку, достаточно подробно, день за днём до самого конца войны. Мне повезло, я с боями прошёл большой и тяжелый путь. Кто хочет знать правду о войне, пусть не торопится!

Обычно к концу марша привалы становятся чаще и по времени проходят быстрей. Солдатам объявили, что осталось идти пять-шесть километров. Услышав, что до днёвки идти совсем недолго, солдаты оживились и прибавили шагу.

Всем хотелось побыстрее дойти до места, повалиться на землю, вытянуть ноги и закрыть глаза. Впереди ещё не показались станционные постройки Селижарова, а рота свернула с дороги и оказалась в лесу. Здесь роту остановили, рассредоточили, солдаты сразу повалились |на землю| и распластались кто где. Я приказал составить винтовки в козлы и выделить часовых для охраны и порядка.

Кое-кто ещё нашёл силы, потопал ногами, повозил, пошаркал подметкой по траве, стараясь в темноте нащупать сухое место. Но большинство легло там, где их остановили. Они валились на землю, как падают мертвые, подбитые пулей тела. Только часовые остаток ночи торчали вертикально, как пни.

Мы со старшиной не могли сразу лечь, у нас были разные дела, нас вызывал к себе Архипов. Освободились мы, а на небе уже легла серая полоса рассвета. День обещал быть светлым и не дождливым, [но] бестолковым. |Нас без конца вызывали, что-то важное сообщали и наконец велели сидеть и просто чего-то ждать|. Тыловые службы вечно не дают нам покоя. То им представь списки, то распишись в получении вещевой книжки, то тебе хотят выдать яловые сапоги, которые ты давно получил |и они у тебя на ногах|.

С рассветом, когда |поднялось осеннее солнце и| налетевший ветер стал разгонять облака, со стороны дороги вдруг потянуло приятно дымком. Громыхая по булыжной мостовой, с дороги свернула батальонная кухня. Она с горящими топками мягко вкатилась в лес, побудку солдат делать было не надо. Этот знакомый |и желанный| запах и фырканье лошадей, позвякивание уздечек и цепей, |в один миг поднял на ноги лежащих на земле солдат| человека поднимает на ноги без набатного колокола. В этот момент даже спящий солдат, не открывая глаз, способен подставить под черпак свой котелок.

Старшина установил сразу железный порядок, чтобы никакой ловкач не втёрся без очереди. За это проворные и шустрые проныры беспощадно карались. Их отставляли в сторону у всех на виду, и им полагалось приблизиться к кухне самыми последними. Этот метод очень воспитывал солдат, вырабатывал у них уважение к другим и развивал чувство товарищества.

А повар неумолим, он подсчитывает в уме каждый черпак и автоматически остановится на какой-то ему одному известной цифре. Первым делом он с силой захлопывает железную крышку над горячим котлом, и если у кухни остались солдаты с пустыми котелками, то от повара тут достанется нашему старшине. Вот почему наваристый запах кухни в первую очередь должен учуять сам старшина.

Для этого он к утру ставит на пост толкового часового, который должен зорко следить за дорогой и заранее знать, откуда покажется пара лошадей с одной оглоблей на цепях посередине. И как только он узреет дымящийся грибок кухонной трубы и по ветру почует запах съестного, он непременно должен будить старшину.

Старшина сразу, без суеты приступает к делу. Ему нужно по счету получить энное количество буханок хлеба, по весу принять кучу сахара и насыпанную мерой махорку. И весь этот ворох продуктов он должен разделить и раздать своим солдатам. Порции должны быть достаточно точными, чтобы ни у кого из солдат не было ни обид, ни сомнений. Каждый солдат будет приглядываться к порции соседа. Перед кухней и перед старшиной, как перед Богом все одинаковы и все равны.