Ванька-ротный

Я вспомнил, как в районе Селижарово на нашу оборону вышла группа солдат. Возможно, эти тоже из окружения? — подумал я, и велел принести железный рупор, который мы накануне сделали из жести. Дежурный по караулу пошёл кричать в железную трубу, чтобы попавшие на минное поле не двигались и оставались на месте, пока не рассветёт.

По сигналу боевой тревоги, боевой расчёт остался сидеть на своих местах. Я встал к перископу, наводчик сидел на турели, заряжающие со снарядами в руках стояли чуть сзади наготове.

— Остаётесь на месте! — приказал я и велел командиру орудия открыть поворотные винтовые запоры на задней броневой двери.

Я вышел наверх, на поверхность земли и закурил. Я решил посмотреть на минное поле. С огнём папироски на виду маячить нельзя | на открытом пространстве|. Могут с большого расстояния засечь, где расположен ДОТ.

Я помнил об этом твёрдо, потому что я сам установил такой порядок. Я присел у двери за бруствер и стал прислушиваться к ночной тишине.

Внутри курить тоже нельзя, я всем запретил. Небольшой внутренний объём хоть и имел два вентилятора, один был с электро, а другой с механическим ручным приводом, но приказ есть приказ и порядок раз и навсегда установлен. Мне его нарушать тоже нельзя |, не положено. Разреши курить внутри — из трубы вентилятора дым столбом будет идти.| Докурив папироску и затоптав окурок ногой, я поднялся на насыпь ДОТа и стал смотреть на неясные очертания минного поля.

Ко мне наверх на ДОТ поднялся старшина и я велел послать к ночному дозору связного и узнать, как там дела |у попавших на минное поле|. Старшина крикнул дневального и тот побежал вперёд.

— Лежат на месте, товарищ лейтенант. Как вы приказали, ждут рассвета.

— А много их там?

— Ребята из дозора говорят, человек восемь!

— Ладно, иди! Подождём до утра!

С рассветом два наших солдата |и сержант| отправились выручать попавших в беду |окруженцев|. Через некоторое время их вывели в наше расположение. Это была группа солдат из разных разбитых частей, которые шли из укрепрайона под Ярцево. К счастью, никто из низ на минном поле не пострадал. А вопили и кричали они со страха |и перепуга|, как бабы.

Мы знали, что отдельные, бегущие от немцев группы солдат, могут подорваться на наших минах и приняли соответствующие меры. По краю, вдоль всего участка минного поля мы натянули сигнальные провода. От них на приличное расстояние в глубину минного поля мы отвели концы и подцепили их к взрывателям небольших фугасных мин. Когда днём или ночью человек касался этого провода и несколько натягивал его, то взрыватель срабатывал и сигнальная мина взрывалась. Отведённая на безопасное расстояние мина предупреждала нас о появлении на минном поле людей. Это нам и служило сигналом боевой тревоги.

В группе |среди| солдат, перешедших через минное поле, был старший лейтенант, командир стрелковой роты. Он был ранен под Ярцево и в последние дни пристал к |этой| группе солдат. Старший лейтенант был ранен в руку, пулевое ранение успело затянуться. Рукав гимнастерки его был разорван, он поднял его, снял повязку и показал нам рану.

Кто он? Наш или один из тех, кого готовили и засылали к нам немцы. Я подумал об этом, но сказать своё подозрение вслух не посмел. Такими словами человека можно несправедливо обидеть и даже оскорбить, тем более, что он, будучи раненым, проделал такой дальний путь, чтобы вернуться к своим.

— Как ты думаешь лейтенант, — спросил он меня. — С таким ранением я попаду снова в часть? Или меня отправят домой?

— Не знаю, дорогой! Я не медик!

— Скажи, а ты сам откуда?

— Я из Владимира. Там у меня мать и сестра.

После обстоятельного разговора, кто он, откуда и куда идёт, почему оказался под Сычевкой, где пристал к группе солдат, я представил себе полную картину не только его мытарств на всём этом пути, но и всё то, что произошло и делалось сейчас под Вязьмой. Солдаты рассказали своё.

Из всего сказанного было ясно, что немцы по укрепрайону нанесли такой мощный удар, что оттуда вырвались жалкие остатки в виде мелких разрозненных и неорганизованных групп.

Разговор с окруженцами проходил около бани. Она стояла в глубине густого леса. Наших позиций оттуда не было видно. Группу солдат с минного поля вывели через расположение соседней стрелковой роты. Мы очень строго охраняли отведённый нам плац-участок и к огневой точке не подпускали даже своих соседей солдат-стрелков. Один перебежчик — и наша дислокация могла быть раскрыта. Считай, что не ДОТ, а в землю зарыт сверхмощный тяжелый танк, только вот пушка была мала и при выстреле лаяла, как комнатная собачонка. Нам бы сюда миллиметров сто двадцать диаметр ствола, что каждый выстрел был, как гром среди ясного неба! Мы показали бы немцам, где Кузькина мать ночует!