Ванька-ротный

Вскоре из темноты ворот показался старшина, а сзади шёл Захаркин. Он нес в руке ведро, наполненное спиртом. Солдаты, стоявшие у забора, сразу оживились. Куда девалась усталость, они разогнули спины и заулыбались. Рты у них при этом растянулись до самых ушей. Пошли шуточки, прибауточки, и разные непристойные словечки.

— Направляющие! Взять интервал! Шагом марш! — подал я команду, и мы тронулись с места.

Я шёл за дозором, старшина Сенин рядом, а Захаркин с ведром в трех шагах сзади. И когда оживление и солдатские шуточки перешли в общий порыв, я обернулся и сказал:

— К ведру не подходить на пять шагов! Кто не хочет остаться без водки пусть держит дистанцию! Это мой приказ! И шуточки в сторону!

— Товарищ лейтенант! Разрешите ведро понюхать? А то может старшина, для хохмы туда простой воды налил. А мы идём, как дураки и дистанцию держим.

— Захаркин! — сказал я солдату. — Тебе жизнь дорога? Отвечаешь головой, если кто из солдат подойдёт к тебе хоть на полметра ближе! Приказываю применить оружие! Стрелять в упор без предупреждения.

— Они у меня к ведру не сунуться!

Захаркин поставил ведро на мостовую, скинул с плеча свою винтовку, перебрал рукой затвор, вогнал патрон в казенную часть, и взвёл предохранитель. И все солдаты сразу поняли, что с Захаркиным шуточки плохи. Захаркин — тот самый солдат, над которым смеялись, что он по дороге потерял свою ложку. Теперь во взводе, считай, он был третье лицо. После лейтенанта и старшины, он с ведром был на самом видном месте.

Вот так потеря ничего не стоящей ложки обернулась для него вдруг всеобщим вниманием. Сержанту, командиру орудия, не доверили нести ведро, а ему, вечно бывшему у всех на побегушках, оказали такое доверие и особую честь.

Мы вернулись по переулку назад, и вышли на главную улицу. Впереди пошёл дозор, метрах в двадцати Захаркин с ведром, потом я и старшина Сенин, а за нами чуть сзади — остальные солдаты.

Я иду по середине улицы и смотрю по сторонам. Нам нужно выбрать подходящий дом для ночлега. Вот такой двухэтажный, думаю я, нам подойдёт, если попадется дальше, то мы зайдём и переночуем. Чувствуется окраина города, но конца улицы ещё не видно.

Мимо проплыли закрытые ставни, глухой дощатый забор и железная крыша. И вдруг в следующем доме через щель двустворчатой ставни мелькнул огонёк. Я видел довольно ясно, как мелькнул он и погас. Я сразу остановился.

— Может, мне показалось, — подумал я.

— Вы что лейтенант? Ногу подвихнули? — спросил меня, обернувшись назад, старшина.

— Нет, Сенин! В окне огонь мелькнул. Я ясно видел его вот в этой закрытой раме. Видишь старшина, в доме темно, окна закрыты, ни голосов, ни детского плача, никакого движения, ни шороха. Кто-то через щель смотрел изнутри, увидели нас, задули огонь, или задернули штору. Услышали наши шаги по мостовой и решили посмотреть, кто там идёт, наши или немцы. Если в этом доме есть живые люди, нам нужно туда зайти и узнать, куда ведёт эта дорога.

— Сейчас все сделаем, товарищ лейтенант!

Старшина подозвал к себе четырех солдат и сказал им:

— Пойдёте со мной! Нужно этот дом проверить!

Я сделал три шага назад и стал внимательно смотреть на ставню. Я хотел разыскать ту самую щель, из которой блеснул огонёк, но его больше не было видно.

Старшина подошёл к калитке, подёргал за ручку, калитка была заперта. Ворота тоже были закрыты изнутри на засов. Старшина отцепил от пояса свой тесак, подсунул лезвие ножа под щеколду и потянул калитку на себя. Железная щеколда подалась вверх, нехитрый запор звонко щёлкнул и глухая калитка открылась.

Старшина показал солдатам на запертые ворота, велел им снять поперечный брус и раскрыть ворота пошире.

— Прошу, товарищ лейтенант, дорога открыта!

Обернувшись к солдатам, которые остались стоять на мостовой, я показал им молча рукой на окна и добавил:

— Смотреть в оба и быть начеку!

А сам вместе с четырьмя солдатами и старшиной вошёл во внутренний двор дома. Двор небольшой, кругом обнесен глухим высоким забором. Прямо сарай, справа забор, слева крыльцо в одну ступеньку. Перед нами стена четырехстенного рубленого дома. Окон, выходящих во двор, дом не имеет. Старшина ступил ногой на крыльцо, потянул за ручку двери. Дверь была заперта изнутри на запор. Старшина размашисто и громко постучал кулаком по двери, но на стук никто не ответил.

Нам в голову не пришло, что в доме могли засесть и притаиться немцы. Мы действовали открыто, ничего не опасаясь, как у себя дома. Старшина повернулся к двери спиной и каблуком сапога ударил несколько раз со всей силой. И на этот раз, на грохот сапогом, никто не ответил. Старшина ударил ещё несколько раз. Но внутри и вокруг по-прежнему было мертво и тихо.

— Возможно, я ошибся? — сказал я старшине.

Но он, как борзая на гоне, ничего не хотел больше слышать.

— Поднести квадратный брус от ворот! — не отвечая мне, приказал он солдатам. — Чего зря время терять! Раз сами не открывают, снесём дверь вместе с петлями и запорами! Они сейчас у нас «попляшут»!