Ванька-ротный

Но на следующий день из того же штаба поступил приказ сдать готовую траншею и перейти на голое место. Правду сказать, после этого я рассвирепел.

— Ну и прохвосты! — процедил я в присутствии штабного работника.

Эти мои слова быстро дошли до Карамушки[68] и Матвеенцева.

— Ну щенок, ты у меня попляшешь!.

Эту «плясовую» фразу мне передал телефонист. У телефонистов тоже чесались языки по поводу всяких разговоров.

— Приготовься лейтенант, съедят тебя в этом полку. Уж если кого невзлюбили, то хоть пулю пускай себе в лоб! Сибиряки мстительный народ, — сказал мне телефонист и добавил: — Я тоже из 297-го. Только прошу тебя об этом никому!

Через несколько дней меня вызвали в батальон и сказали, чтоб я шёл в штаб полка, там со мной проведут беседу.

— Вот побеседуй со старшим лейтенантом, следователем из дивизии!

Старший лейтенант официально представился и сказал:

— Давайте лейтенант отойдём куда-нибудь, у меня к вам имеется насколько вопросов.

Я шёл за ним, думая, зачем меня вызвали сюда? Какие он мне хочет задать вопросы? Или опять будут тянуть за душу за ту ночь, что я лежал в окопе?

— Давайте присядем сюда. Здесь сухо, не ветрено и вполне удобно!

Я в ожидании его вопроса присел.

— Я вас должен опросить, как свидетеля. Но прежде чем задать вопросы, вы должны мне расписаться вот здесь. За дачу ложных показаний и отказ отвечать на поставленные вопросы, вы можете быть подвергнуты [привлечены] к уголовной ответственности.

И он сказал по какой статье и так далее…

— Теперь зададим вопросы! Как случилось так, что немцы обошли стороной весь район до реки Тьмы?

После нескольких вопросов я понял, что следователь снял допрос с комбата, и что дело его плохо, потому что сдачу деревни, где стоял штаб полка, приписывали ему.

Я спросил:

— А что за деревня, которую должен был оборонять батальон, и которая находилась от Волги за десять километров. Командир батальона со своей полсотни солдат был всё время на берегу Волги и попал там под бомбёжку. Мне, например, когда я лежал на берегу Волги никто никакой задачи не ставил. Я остался случайно на этой стороне. Взорвали паром, и мне некуда было деваться.

— Скажите лейтенант, почему батальон покинул берег Волги и не стал оборонять деревню?

— Не могу вам объяснить. Меня во взводе и батальоне той ночью не было. Я с солдатом спал в окопе. А как меня оставили и кто в этом виноват, вам наверно рассказали и вы в курсе дела. Или мне снова просить, чтобы устроили очные ставки? Я не знаю названия деревни, но слышал однажды, что это та самая, где к немцам в плен попал командир полка Шпатов.

— Комбат говорит, что это вы во всем виноваты.

— Он не может этого сказать. Я командира полка никогда не видел и где находится эта деревня, тоже не знаю.

— Скажите, почему ваши солдаты отошли от берега Волги? И как это случилось?

— А почему я должен был там остаться? Я на берегу Волги оборону не держал. Я ходил по берегу и смотрел. Я ждал, когда мой командир роты старший лейтенант Архипов вернётся с той стороны. Я сидел на берегу почти до вечера, потом налетели немцы, и началась бомбежка. Я видел, как комбат побежал из сосновой рощи, потом вслед за ним отошли от берега его солдаты. Часть моих солдат тоже отбежали от берега и залегли в поле. Батальон занял оборону на небольшой высотке метрах в трехстах от берега Волги. При повторной бомбежке, я с людьми тоже отошёл в поле. На высотке, где залег батальон, были готовые ячейки и мелкие окопы. Там свободных мест не было и мне пришлось своих солдат расположить впереди на сухом месте[69] метров на пятьдесят ближе к берегу. Ночью я посылал на берег Волги сержанта Вострякова. Он ходил смотреть, не переправляется ли наша рота обратно под покровом ночи. Он просидел там часа два, [но] на той стороне не было никакого движения. Я лёг с солдатом в ячейку и договорился со старшиной, что он разбудит меня через три часа и я подменю его на дежурстве. Ночью комбат снял батальон, забрал моих солдат и ушёл в неизвестном направлении. Утром мы с солдатом проснулись и вышли к своим. Меня пытались обвинить в дезертирстве, но я потребовал очной ставки со старшиной, сержантом и комбатом. Я не виноват, что без моего ведома сняли и увели моих солдат. Вот собственно всё, что я могу сообщить.

Следователь кое-что записал, попросил расписаться на каждом листе, поблагодарил меня и распрощавшись ушёл. Я вернулся к себе в роту и на третий день забыл об этой встрече.

На берегу Тьмы нам выделили песчаный участок и приказали отрыть траншею и занять оборону.

Участок обороны 119 сд на Тьме.

Песчаный берег реки был двойной. Верхняя терраса была началом снежного поля. В сторону реки она кончалась обрывом, поросшим кустарником и редкими соснами. Под обрывом шёл низкий открытый берег реки, который доходил до самой воды.