Ванька-ротный

Я шёл по траншее, что обыкновенно делал перед рассветом. Нужно было пройти, посмотреть, переброситься словами с солдатами, и по первому взгляду, по их неторопливому говору определить, как дела в роте, всё ли на месте и не случилось ли чего. Ночью я проверял оба взвода раза два, ложился спать и вставал перед рассветом. Рассвет — самое тревожное и неприятное время. Перед рассветом на войне делаются все самые пакостные дела.

Траншея — это извилистая, глубиной по пояс, а иногда и чуть глубже узкая канава. У траншеи в отличии от сточной канавы бока крутые и обрывистые и выброс земли с одной стороны. Старая траншея послевоенных времен, если где на неё наткнёшься, совсем не похожа на ту, чем она была во время войны. Пехотная траншея скорей похожа на яму, которую роют под водопровод, бока чуть наклонены и крутые |готовые любую минуту обвалиться|. Идёшь по ней и цепляешь боками, скребёшь мёрзлую землю то одним, то другим плечом. Под ногами где ровно, где снегу по колено, за ночь наметёт — через сугроб не пролезешь. |Глубокие следы солдатских ног остаются, когда утром первым идёшь.|

Солдаты одного отделения скребут и чистят свой участок траншеи, а в другом отделении им даже снег выкинуть лень. Пролез по глубокому снегу и думаю, может это ничейный участок траншеи. Вышел на очищенный от снега поворот, вижу солдат стоит на посту.

— Ну, как дела? — спрашиваю его. — Немец не «шуршит»?

— Нет товарищ лейтенант, всё тихо!

— Почему не расчистили за поворотом траншею? Неужель трудно снег убрать?

— Это участок соседнего отделения. Вот мой, где вы стоите, чистый. У нас в деревне, товарищ лейтенант, сосед мой пьяница был, лодырь и бездельник. Тоже вот так к его калитке не пролезешь. Вот посмотрите, рядом свою берлогу отрыл их Черешков. Печки внутри нет, ноги торчат наружу, идёшь иногда, переступать приходится через них. Стыд и срамота!

Я обратил внимание, что солдат, с которым я говорил, стоял на подстилке из лапника. Снег по бокам траншей был обметён, и проход от снега был очищен.

Здесь, на передовой, были разные люди, они по разному о себе заботились, по разному в относились к службе. Здесь, на передовой, солдаты постигли все прелести и горести окопной жизни. Одни и здесь в окопах боролись за свою жизнь, а другие к ней были безразличны.

— У меня сейчас будет смена. Зайдите к нам в каморку, товарищ лейтенант. Посмотрите как мы живём. Посидите, покурите, погрейтесь. Мы всю ночь топили. У нас там сухо и тепло.

Солдат помолчал, а потом добавил:

— Я вас табачком-самосадом угощу. Вы такого ещё не пробовали.

— Ну что ж! — ответил я. — Иди буди своего напарника! Так и быть, зайду к тебе!

Солдату нельзя отказать, когда он доверительно приглашает. Нужно пойти, посидеть, покурить, может сказать, что хочет.

В подбрустверном укрытии у солдата было уютно и тепло. Земля на стенах просохла, ни сырости, ни плесни. Я сел на ворох лапника, покрытый сверху куском палаточной ткани, вход наружу солдат старательно завесил. Внутри загорелся огарок свечи, в боковой печурке ещё тлели красные угли.

— Это я для вас зажёг! Мы сами без него управляемся. Только в особых случаях зажигаем, — и показал на огарок свечи.

Солдат протянул мне кисет, и я закурил. Табак был действительно хорош.

Я сидел, молчал и курил. Солдат с разговором не касался. Он понимал, что я о чём-то задумался и не хотел пустыми словами сбивать меня с мысли.

А я сидел, курил и думал о двух предметах: о солдатской жизни и о солдатской еде.

Кормили нас в дивизии исключительно «хлебосольно»! |Как принято в таких случая говорить официально!| Мучная подсоленная водица и мёрзлый, как камень, черный хлеб. Его когда рубишь, не берет даже сапёрная лопата, не будешь же его пилить двуручной пилой — поломаешь все зубья! Суточная солдатская норма в траншею не доходила. Она как дым, как утренний туман таяла и исчезала на КП и в тылах полка. А полковые, нужно отдать им должное, знали толк в еде!

Одни здесь брали открыто, и ели, сколько принимала их душа. Им никто не перечил. Другие, помельче, не лезли на глаза, они брали скромно, но ели сытно и жевали старательно. Но были и другие, почти рядовые, которые продукты получали со складов, отчитывались за них, варили их и ими комбинировали. Они в обиде на жизнь и на харчи также не были.

— Горячая пища солдату нужна, — утверждали они и доливали в солдатский котёл побольше воды. — Пусть солдаты просят добавки! Начальство велело! А то по дороге, мобыть, расплескаете! У нас в этом отказу нету!.

— Что-то она у тебя сегодня жидковата! — нерешительно скажет старшина.

— Не важно, что она с жижей! Это бульон! Важно, что она горячая и её много!

— Где ж много?

— В котле много! А тебе как положено — полсотни черпаков на роту, получай и отходи!