Приказ был получен 7 июня, и во всей армии командиры выбирали самых опытных бойцов и командиров для этого штурма. Их поголовно вооружили новенькими пулеметами, снайперскими винтовками, насытили группы гранатометчиками и огнеметчиками. Самым серьезным препятствием на их пути был одетый в камень Ландверканал. После него начинался Тиргар-тенпарк, насыщенные артиллерийскими позициями зенитных батарей по самое «не хочу». Так что пробиться на этом направлении было очень и очень сложно. Да и сами понимаете, что всем, и солдатам, и офицерам, и даже маршалам, было совершенно понятно, что эти бои одни из самых последних. Молодежь в эти батальонные группы не брали. Всех рожденных в 24-25-м годах оставили под Потсдамом. Еще навоюются. К огромному сожалению, Иван сам лично пойти с группами не имел права. Максимум, что он мог сделать для них, это армейской и корпусными разведчиками расчистить им путь к платформе № 17, да расположил свой наблюдательный пункт и ретранслятор на горе Тофельсберг, чтобы видеть сигналы ракетами и вызвать воздушную поддержку уходящим в бой батальонам.
– Гвардейцы! Вам доверено почетное право установить флаг Победы над зданием поверженного Рейхстага. Это знамя будет символизировать победу советского народа над фашистской Германией. У вас впереди тяжелейший бой. Враг будет сопротивляться, как никогда ранее. Наша армия остается здесь под Потсдамом, чтобы не допустить прорыва немецких войск, снятых с Атлантического вала, задачей которых является деблокировать Берлин. Мне разрешили задействовать только шесть батальонных групп от всей армии. Идя вперед, вы действуете за всю нашу армию, товарищи десантники. Вы все добровольцы, и помните, что отбор был самым серьезным. Вся десантная армия завидует вам, ведь штурмовать Берлин было нашей мечтой все эти три долгих года войны. Вы выступаете раньше всех, еще до начала общего наступления. И берегите себя и своих товарищей. Надеюсь увидеть вас всех живыми и здоровыми, там, в Рейхстаге.
Сводные полки прокричали троекратное «Ура», повернулись налево и двинулись на исходные. Иван некоторое время возглавлял колонну, но затем повернул на машине влево на свой командно-наблюдательный пункт. Двумя из шести сводных батальонов командовали его сослуживцы по 75-й ОРР бывший старшина Архипов и бывший сержант Тимофеев. Иван им завидовал белой завистью, они шли брать Рейхстаг, а он вынужден наблюдать это со стороны.
– Орлан – Тархану.
– На приеме.
– Мои на станции.
– Понял тебя, тарханчик. Действуй. – Иван повернулся к связистам: – Связь с тридцать третьей.
Хрипловатый голос Петрова:
– Слушаю тебя, Орлан.
– Иван Ефимович, платформа, о которой вчера говорили – наша, исключайте из артподготовки. Мои продвигаются вперед к месту поворота.
– Торопишься, торопишься, дорогой. Не лезь поперед батьки в пекло! Информацию учту, и двину туда сорок девятую, но позже, после работы.
До начала артподготовки было полтора часа. Еще один звонок, теперь правому соседу, свежеиспеченному генерал-майору Переверткину, который действует теперь в составе фронта Рокоссовского, с той же целью: предотвратить «дружеский» огонь по уже своим квадратам. Если бывший генерал армии Петров ворчал, то Переверткин уже привык к тому, что войска Ивана появляются где хотят. За время артподготовки десантники продвинулись вперед-вправо на Кениг-аллею, и вошли в пригородный район Грюневальд, с одно-двухэтажной застройкой в виде небольших вилл. Справа высился многоамбразурный дот-башня, на который навели огонь артиллерии и вызвали пикировщиков. У Халлензее – вкопанные немцами «Пантеры» и около двух взводов пехоты, охранявших эти «пантертурны». Это была первая внутренняя линия обороны немцев. За ними находилось два, треугольных в плане, дома, забитые войсками так, что как они там помещались, было не совсем понятно. Все эти «сооружения» должны были защищать довольно большую железнодорожную развязку. Кроме того, «пантеры» были прикрыты минным полем.