Варенье с косточкой

– Ты как? Руки, ноги целы?

– Не знаю.

– Слезь с меня.

– Не могу.

Андрей попробовал стряхнуть с себя кучу-малу.

– Ой! – пискнула девица.

– Да что же это такое? – вознегодовал Андрей. – Мне что, так и лежать до скончания времен?

Вопрос был риторическим.

Поскуливая и жалуясь маме, девица перетащила себя с чужого колеса на асфальт.

– Съездил, называется, в магазин, – продолжал ворчать Андрей. Стыдно признаться, но ему тоже хотелось скулить и причитать – ушибленный локоть саднило, колено отзывалось острой болью. Вставая, Андрей принял высокий старт: поднял зад, оттолкнулся от земли. Распрямился, морщась.

– Вы мне ногу сломали. Кажется. – Голос девицы тонул в слезах.

– Я?! – поразился Андрей. – Это ты мне чуть не сломала руку и ногу. А ну, вставай, гонщица! – Он сунул ладони под мышки девице и потянул. Незадачливая гонщица вскрикнула.

Девица оказалась далеко не воздушной, подмышки – уютными. И пахли хорошо.

– Елы-палы, – прорычал Андрей, – откуда ты только взялась на мою голову, такая неженка?

– Валенок, – отозвалась неженка.

– Какой есть. Ты встанешь, или тебя на руках нести? – все еще держа велосипедистку на весу, Андрей качнулся.

– Отпустите! – жалобно пискнула девица. – Я сама.

Вцепившись в брючину Андрея, гонщица повторила попытку встать. Затянутые ремнем, джинсы на Андрее угрожающе съехали и держались на выпирающих тазобедренных костях – он сильно похудел за время своего творческого отпуска.

Шмыгая носом, девица поджала ногу и, наконец, поднялась с асфальта. Раздался треск ткани, и на спицах Аськиного велосипеда остался яркий лоскут.

Сдерживаемые слезы хлынули водопадом:

– Мамочки! Юбка!

В душе Андрей был убежденным гуманистом. Он не стал упрекать или критиковать девушку и даже перестал дышать.

Поднял чужой велосипед, под которым покоился его собственный, прислонил к тополю, окинул взглядом – вроде цел.

И счел миссию выполненной. И, ведя Аськин велик за погнутый руль, со спокойной душой удалился. Только на колесе мелькал лоскут от пестрой юбки…

Глава 7

…Голос был мужским и грубым – это Андрей определил даже с закрытыми глазами.

– Гражданин Гож, вставайте.

То, что Андрей увидел, разлепив веки, потрясло его до седалищного нерва: двое бойцов в черных масках с прорезями для глаз и рта заняли позицию у входа в спальню. Над постелью склонился полицейский в чине капитана – это он тряс Андрея за плечо.

В глазах Андрея ужас сменился догадкой:

– Клара, – разлепил он спекшиеся губы. – Наводчица.

Подтверждая догадку, в спальню вплыла сестра Марины.

– Допился, – обличила она зятя.

Сморщив нос, прошла к окну, отдернула штору и отворила рамы.

Подчиняясь единственному желанию, чтобы все исчезло, чтобы картинка мира вернулась в прежнем виде, без полиции и спецназа, с таранькой и опятами, Андрей плотно сожмурил веки.

– Поднимайтесь, гражданин Гож, – снова потряс за плечо полицейский.

– А что такое? Почему я не могу у себя дома поспать? Я в законном отпуске. – Что-то подсказывало Андрею, что визит этот – неофициальный, и Клару с капитаном связывают неформальные, возможно, даже интимные отношения.

– В отпуске он, – фыркнула Клара, – отпуск у тебя, как у полярника, полгода? Две недели уже прогуливаешь, твой начальник тебя обыскался, телефоны оборвал. Всегда знала, что ты латентный тунеядец и алкоголик.

Начальника Андрей не боялся. Начальник и друг Валерка был един во всех лицах.

– Ну и че? – чувствуя, что наглеет, и ему это нравится, спросил Андрей.

– Да что вы с ним церемонитесь, товарищ капитан, – заторопила Клара не в меру гуманного опера.

– А не имеете права. Я в своем доме. – Андрей перевернулся на бок и подпер голову ладонью.

Клара сорвалась с места, безо всякого почтения выдернула подушку, на которой покоился локоть Андрея:

– Нет у тебя ничего своего! Вставай, гений непризнанный, – прошипела она.

Андрей безвольно рухнул на матрас и призвал в свидетели полицейского.

– Господин офицер, а че она бесчинствует?

– Клара Николаевна, – одернул капитан наводчицу, – ну, зачем вы так? Гражданин сам сейчас встанет.

В голосе капитана Андрею почудился намек на сочувствие, и он обнаглел окончательно.

– Когда надо, тогда и встану.

– Встанет он, как же. Он уже все лежа делает. В ночлежку квартиру превратил, животное.

– Ой-ой-ой, – паясничал Андрей, – правильная ты наша. Непогрешимая. Бескрылый серафим.

Клара восприняла это как намек.

– Да он же издевается! – задохнулась она от негодования и подалась к постели.

– А может, у меня больничный?

– Я тебе сейчас организую больничный! – Под руку Кларе подвернулись джинсы, и она хлестнула ими латентного тунеядца и алкоголика.

Капитан перехватил ее руку, посуровел:

– Так! Прекратили базар! Гражданин Гож!

– Я! – Андрей как мог быстро сел, выпростал из-под одеяла длинные худые ноги в светлой опушке.

– Одевайтесь, – лейтенант сунул джинсы Андрею.

Андрей прижал их к сердцу, отбросил одеяло и встал с кровати, явив миру полосатые трусы – красные с серым.

Поджав губы, Клара отвернулась.

Глава 8

…Когда от вас бежит удача, она выбирает тореный путь: дом – здание суда.