Варенька

В притупленном дремотой сознании образ Кудряша сливался с лицами отца и матери во что-то одно, неясное, бесформенное, но которое больно кололо Вареньку прямо в сердце.

Утром она проснулась с тупой, ноющей головной болью.

— Тетка твоя волнуется, — сообщила Елизавета Васильевна. — Знает кошка, чье сало съела… Но я сказала, что ты спишь. — Она провела ладонью по черным волосам девушки. — Ну, милая, что делать будем?

— Не знаю, — глухо ответила она.

Ей не хотелось вспоминать то, что произошло вчера. Но мысли сами лезли в голову. Ах, как все это было гадко и противно!.. Вареньке казалось, что у нее украли что-то светлое, чистое, красивое, потом бросили его на ступеньки лестницы и безжалостно растоптали.

Елизавета Васильевна присела на краешек кровати.

— Вчера Нина Березина заходила, — сказала она.

— Не забыла, — оживилась Варенька. — Сколько же это лет мы не виделись? Пять или шесть?

— Она второй год на фабрике работает, — продолжала Елизавета Васильевна. — Хвалилась, нравится. Хотела с тобой потолковать, но не дождалась. На смену спешила.

Варенька вспомнила, как школьная подружка охотно отдала все свои сбережения, чтобы помочь ей уехать к отцу, и сказала:

— Добрая она, отзывчивая.

— На фабрику зовет.

— Меня? — Варенька удивленно выгнула брови и задумалась. — Не знаю, право…

— Но здесь-то тебе оставаться нельзя, — сказала старая ткачиха, как о деле, окончательно решенном. — А там свои, рабочие люди. Они в беде не оставят.

— Я как-то не думала, — призналась Варенька.

— А ты без долгах сборов, — посоветовала Елизавета Васильевна. — Дело-то ведь не плохое.

«Бабушка, конечно, права», — подумала Варенька и вдруг забеспокоилась:

— А возьмут?

— Попросим, — успокоила ее Елизавета Васильевна.

— Значит, и ты со мной?

Пожилая женщина улыбнулась.

— Вместе-то, чай, веселее будет…

Стараясь избежать лишних расспросов, из квартиры они ушли так, чтобы этого не заметила Капитолина Николаевна.

Когда стали приближаться к огромной, с большими окнами ткацкой фабрике, старая ткачиха призналась:

— Как прихожу сюда, так будто молодею.

Она уже около двух лет не работала, получала пенсию. Но, отдыхая, не теряла связи с фабрикой. Приходила сюда на встречи с молодыми работницами, участвовала в обсуждении планов и даже состояла членом в хоровом кружке пенсионеров.

В проходной дежурный вахтер козырнул ей:

— Елизавете Васильевне.

Вареньке выписали разовый пропуск.

— Помню вашу бабушку Ульяну Гавриловну, — улыбнулся вахтер, отрывая контрольный талон. — Гроза была.

Варенька удивилась.

— Бабушка гроза?

— Правду говорит, — подтвердила Елизавета Васильевна. — Не любила она непорядков. Ну, и ему доставалось, — кивнула она на вахтера и засмеялась. — Вот и запомнил.

Никогда раньше Вареньке не приходилось бывать во дворе фабрики. Ее поразило обилие растущих здесь цветов, кустов, деревьев. Серые корпуса, откуда доносился ритмичный гул, словно утопали в саду. По бокам асфальтированной дорожки пестрели транспаранты, плакаты, призывы. На небольшой площадке красовалась доска Почета.

Кто встречался или обгонял, обязательно здоровался с Елизаветой Васильевной.

— Вас здесь все знают, — заметила Варенька.

— А как же, — довольно улыбнулась ткачиха. — С твоей бабушкой мы тут немало поработали. На наших глазах все росло.

— Опять к нам в цех? — подбежав, обняла ее молодая работница.

— Обо мне, спасибо, государство побеспокоилось, отдыхаю. Внучку веду.

Елизавета Васильевна и Варенька вошли в отдельно стоящий небольшой двухэтажный дом и, пройдя по коридору, остановились возле двери с короткой надписью на небольшой табличке: «Партком».

— Ты тут побудь, а я по старой памяти сюда загляну, — открывая дверь, сказала Елизавета Васильевна девушке. В парткоме она пробыла недолго. — Нет Михайловны, — выходя в коридор, пояснила она. — Говорят, в четвертом цехе. Пойдем, поищем.

Едва Варенька переступила порог ткацкого цеха, шум работающих станков оглушил ее. Опасливо поглядывая на движущиеся части машин, она, боясь отстать от Елизаветы Васильевны, шла следом за ней по неширокому проходу.

Старая ткачиха чувствовала себя здесь уверенно и совершенно свободно. Возле одного станка она остановилась, связав оборвавшуюся нить, пустила его и, махнув рукой работнице, чтобы она не спешила к ней, пошла дальше. К другому станку она, наоборот, подозвала молодую ткачиху и что-то строго ей выговорила.

Секретаря парткома застали возле доски учета работы цеха. Еще издали Вареньке показалось, что она уже где-то видела эту невысокую, худощавую женщину. Но секретарь, разговаривая с двумя работницами, стояла к ней спиной.

Когда же Варенька и Елизавета Васильевна приблизились и женщина повернулась к ним лицом, девушка чуть не ахнула.

— Анастасия Михайловна! — воскликнула она с радостью.

Голос потонул в шуме работающих станков.

Однако Анастасия Михайловна, видимо, догадалась, что Варенька узнала ее, ласково обняла девушку и улыбнулась старой ткачихе.

Объяснялись, выкрикивая слова над ухом друг друга.