Читаем Варфоломеевская ночь полностью

Круазет с рыданиями выбежал из комнаты. Для нас были просто невыносимы страдания Кит, и мы не могли ничем успокоить ее. Мы все понимали угрозу, которая заключалась в письме. Под влиянием междоусобных войн и религиозной вражды, а может быть и благодаря господству итальянских взглядов, соотечественники мои как будто превратились в диких зверей. Творились еще более ужасные дела, чем те, которыми угрожал Безер; и все это сходило безнаказанно. Но выдумать такое поистине дьявольское мщение, предметом которого была беззащитная, любящая девушка, по моему мнению, мог только один Рауль де Безер.

Мадам Клод поднялась с своего места и обвила руками шею Кит, подав при этом мне знак, чтобы я удалился. Я пошел к террасе и нашел там Мари и Круазета, безмолвных, со следами слез на лицах. Наши глаза встретились, и мы без слов поняли друг друга.

— Когда? — сказали мы все разом, причем остальные вопросительно взглянули на меня.

Я отвечал решительно:

— Завтра с рассветом. Теперь уже час пополудни. Нам нужны деньги, да и лошади угнаны. Через час они будут здесь и мы, пожалуй, успели бы попасть в Кагор к вечеру. Но тише едешь — дальше будешь. Выедем завтра на рассвете.

Они только кивнули головой в знак согласия.

Мы задумали большое дело: отправиться в незнакомый нам Париж, разыскать там месье де Павана и предупредить его о грозившей опасности. Мы должны были спешить. Если бы мы доехали в Париж ранее Безера или даже вместе с ним в первые сутки, то мы успели бы предупредить Павана. Нашею первою мыслью было взять с собой сколь можно более народа и при первом удобном случае напасть на Безера, чтобы убить его. Но люди, оставленные виконтом с нами в замке, далеко не отличались храбростью.

У Безера же была подобрана шайка отчаянных швейцарских кондотьеров, готовых на все, подобно своему хозяину. Поэтому мы решили, в конце концов, что будет благоразумнее ограничиться только предупреждением Павана и, в случае надобности, защищаться вместе с ним против общего врага.

Мы могли бы еще отправить посланца. Но все наши слуги, за исключением Жиля, слишком старого, чтобы вынести такое путешествие, не имели никакого понятия о Париже. Да и никому из них нельзя было доверить такое серьезное поручение. Мы подумали было о посланце Павана, но он был уроженец Рошеля и никогда не бывал в столице; так что нам ничего не оставалось, как ехать самим.

Мы задумывали опасное предприятие, и нам делалось страшно. Но мы были молоды и к чувству страха примешивалась известная доля приятного возбуждения. Мы пускались теперь в опасное предприятие, подобно древним странствующим рыцарям, и нам представлялся случай заслужить наши шпоры. Нам предстояло увидеть большой свет и разыграть роль взрослых людей! Мы спасали своего друга и делали счастливой девушку, которой поклонялись.

Мы сделали все нужные распоряжения; но ничего не сказали Катерине или мадам Клод, поручив Жилю сообщить им обо всем, только после нашего отъезда. Мы позаботились, чтобы о нашей поездке немедленно дали знать виконту в Байону и внушили Жилю, чтобы до нашего возвращения ворота были всегда заперты и чтобы он строго следил за кухонным спуском. Только после всего этого, мы легли, но от волнения долго не могли сомкнуть глаз.

— Ан! Ан! — сказал Круазет, подымаясь на локтях, часа через три после того, Как мы улеглись, — как ты думаешь, что подразумевал Видам, когда он говорил сегодня утром о сроке в десять дней?

— Какие десять дней? — спросил я сердито. Я только что начинал засыпать.

— Он говорил, что через десять дней все увидят, чья истинная вера.

— Право, я не знаю. Ради Бога, не мешай мне спать, — отвечал я.

Круазет выводил меня из терпения своей болтовней, когда у нас на уме было такое серьезное дело.

<p>Глава III</p><p>По дороге в Париж</p>

Солнце еще не поднялось над холмами, когда мы были уже в конце долины и, приготовляясь к подъему, придержали лошадей, бросив последний взгляд на Кайлю, на эти серые нагроможденные друг на друга постройки маленького городка с подымающимися над ними башнями.

Нам предстояло серьезное предприятие, а времена были опасные.

Но юность и свежий утренний воздух скоро разгоняют заботы; выбравшись на возвышенность, мы весело скакали то через широкие, прогалины в редком дубовом лесу, где все деревья были наклонены в одну сторону; то по голым равнинам, где разгуливал ветер; иногда мы спускались на дно мелового оврага, где в густой листве папоротника журчал ручеек и ютилась среди зелени одинокая ферма.

После четырехчасовой езды мы увидели перед собой при повороте реки, Кагор. Проскакав по Валандрскому мосту, перекинутому здесь через Ло, мы остановились у постоялого двора на городской площади, где обыкновенно останавливался наш дядя. Тут мы заказали себе завтрак и объявили с гордостью хозяину, что едем в Париж.

Наш хозяин всплеснул при этом руками:

— Экое горе! — воскликнул он с сожалением. — Будь вы здесь вчера, вы могли бы продолжать путь вместе с Видамом де Безер! И… простите ваши сиятельства… вас немного, а дороги теперь похвалить нельзя!

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги