Варфоломеевская ночь

Тут он замялся и умолк. Он оглянул при этом опустелый дворик, где мы стояли, и внезапное молчание его было красноречивее всяких слов. Первые, холодные лучи рассвета пробивались в это закрытое пространство, освещая конюшни по сторонам, шалаш привратника у ворот и величественный, четырехэтажный дом, серый и мрачный, который возвышался над нами.

Я соглашался с ним, правда, мрачно и нерешительно.

— Да, — начал я, — мы пойдем, когд…

И тут я также остановился. Одна и та же мысль преследовала нас обоих. Как мы оставим этих людей? Как мы бросим даму в такую минуту, когда ей грозит опасность? Разве мы в состоянии отплатить ей таким поступком за ее доброту? Нет, никогда… даже ради Кит! Наш Луи как мужчина скорее справится с опасностью.

Мы приняли решение. Я уже сообщил свой план Круазету; он начал длинный, сбивчивый рассказ о мадам д’О. Мне казалось, что он говорит больше для того, чтобы поддержать в нас мужество, и я мало обратил внимания на его слова; он не успел еще дойти до самой сущности дела, а может быть, и я не сумел схватить ее, когда на улице послышался шум и он остановился. До нас донесся шум людей, приближающихся к дому. Разговор наш был прерван, и мы бросились по своим местам.

Но прежде чем мы разошлись, мимо меня, в то время, как я стоял у ворот, в слабом, едва брезжущем свете утра, проскользнула легкая фигура женщины, которая на мгновение положила свою руку в мою. Мне трудно было признать ее; но я заметил под капюшоном бледное лицо, с добрыми, кроткими глазами. Я поднес эту руку к своим губам и поцеловал ее. Все колебания мои пропали и мне стало ясно, в чем была наша прямая обязанность. Я стоял, терпеливо ожидая, что будет.

Глава IX Голова Эразма

Я продолжал ждать… и совершенно один. Ворота уже начинали подаваться. Шайка злодеев, все подкрепляемая новыми пришельцами, громила их снаружи и удары слышались один за другим; уже несколько тяжелых тесин было проломано и сквозь отверстия до меня долетали самые зверские проклятия. Уставших заменяли новые; вместо сломанных орудий они приносили другие и работали с дикой энергией. В начале, ожидая, что будут стрелять, они проявили осторожность, и к воротам подошли только более смелые. Но теперь, не видя сопротивление, вся толпа ломилась в них. Они едва отодвинулись, чтобы дать простор для размаха тяжелых молотов; они ревели, как бешеные, и бросались с разбегу на них и когда ворога подавались и слышался треск сломанных скреплений, они колотили в них кулаками.

Одна толстая железная полоса все еще продолжала держаться, и я не сводил с нее глаз, как очарованный. Я оставался один на опустелом дворе и стоял в стороне за одним из толстых каменных столбов, на котором были подвешены ворота. Позади меня большая входная дверь в дом была настежь открыта. В одной из комнат первого этажа, узкие, высокие окна которой также были открыты, еще горели свечи красным дымным пламенем. На широком каменном подоконнике я видел почти детскую фигуру Круазета, безмолвно смотревшего на меня. Он был бледен, я кивнул ему и улыбнулся. Злоба преодолевала во мне страх; при этих демонских криках, мне приходили на ум старые рассказы о временах Жакерии и как мы раздавили ее.

В эту минуту шум ударов и крики толпы усилились, как бывает, когда собаки, попавшие на след, увидят добычу. Я быстро повернулся к воротам, вспомнив, что меня ожидало. Железная полоса начинала сдавать; левая половина ворот медленно наклонялась вовнутрь. В открывшейся щели мелькали зверские лица, с воспаленными глазами, и до меня долетел сверху крик ужаса Круазета! Я закричал ему в ответ и бросился бегом через двор и по ступеням лестницы.

Я побежал еще шибче, когда сзади меня раздался пистолетный выстрел и пуля прожужжала мимо моих ушей. Но она меня не задела, и, вскочив с одного прыжка на верхнюю ступень лестницы, я оглянулся назад. Разбойники уже были на середине двора. Я пытался было закрыть на замок входную дверь, но не успел; я слышал позади себя рев торжествующей толпы. Ждать было нечего. Я бросился со всех ног по дубовой лестнице, перескакивая через четыре ступени сразу, и вбежал в большую залу налево, захлопнув за собою дверь.

Страшный беспорядок царил в когда-то богатой комнате. Часть дорогих ковров была сорвана. Одно из окон было закрыто и ставня опущена: без сомнения это сделал Круазет. Два других окна были открыты, как будто их не успели запереть, и проходящий в них дневной свет придавал всему мертвенный колорит, смешиваясь с красноватым пламенем свечей, которые еще горели в шандалах. Мебель была сдвинута на сторону и частью навалена в виде баррикады поперек комнаты, и прикрыта, чтобы замаскировать ее слабость, сорванными со стен коврами.