Варфоломеевская ночь

— Скрылся! — отвечала она, покачав своей старой головой в раздумьи. — Этого я не знаю! Боюсь, что теперь они его уже взяли. Мы все время дрожали наверху с моим стариком. Он в постели, да хранят нас святые! Но я слышала, как они побежали с криком и выстрелами к реке и, пожалуй, взяли его около Шателе! Мне думается так!

— Как давно это случилось? — воскликнул я.

— О! С полчаса. Пожалуй, вы будете его родные? — добавила она с любопытством.

Но я уже не отвечал. Я потряс за плечо Круазета, который не слышал нашего разговора.

— Есть надежда, что он жив! — сказал я ему на ухо. — Он убежал от них, слышишь? — и я быстро повторил ему рассказ старухи.

Приятно было видеть, как краска заиграла на его бледных щеках, а слезы высохли.

— Значит, есть надежда? — воскликнул он, схватив меня за руку. — Надежда, Ан! Идем скорее, не теряя ни одного мгновенья! Если он жив, мы станем сражаться рядом с ним!

Старуха напрасно пробовала удержать нас. Полная жалости к нам и уверенная, что мы идем на верную смерть, она забыла свою прежнюю осторожность и кричала нам вслед, чтобы мы вернулись. Но мы не обратили внимания на ее крики и бежали вслед за Круазетом, как только могли нас нести наши ноги. Луи скрылся.

Только мы повернули за угол к реке, как до нас донесся непрерывный гул человеческих голосов, одновременно со свежим ветерком. По ту сторону реки, на острове Ситэ, тысячи крыш сияли, озаренные ярким солнечным светом. Но мы быстро повернули направо, мало обращая внимания на эту картину, и замедлили шаги, только приблизившись к толпе. Перед нами был мост и перед ним на нашем же берегу стоял замок с его седыми башнями и стенами. Перед замком, по берегу реки, лежала большая площадь, наполовину запруженная народом. Между ними царила сравнительная тишина и было заметно какое-то сосредоточенное ожидание, точно предстоящего зрелища; толпа пока еще не обнаруживала желания принять активное участие в происходившем.

Мы быстро направились в середину ее и скоро догадались о причине замеченной нами тишины и неподвижности, которая вначале изумила нас. Отсутствие всех этих ужасных симптомов повального грабежа и резни, которые мы видели раньше на каждом шагу, — преследование убегавших, удары, крики, проклятия, треск разбиваемых дверей, пьяный вой, — в начале даже успокоило нас. Но это продолжалось недолго. Толпа, бывшая перед нами, видимо, находилась под влиянием организованной силы.

Наши сердца только пуще сжались при этом открытии. Мы знали, что от слепой яростно расходившейся толпы, похожей на сорвавшегося с привязи бешеного быка, представлялся еще какой-нибудь шанс на спасение.

Но при этом холодном, кровожадном преследовании спасения почти не могло быть.

Все находившиеся около нас смотрели по одному направлению, на группу старых домов против реки. Площадка перед ними была пуста; несколько десятков королевских стрелков и конных стражников, стоявших интервалами, не допускали сюда народ, нанося удары плашмя своими палашами наиболее смелым. По концам этой площадки, особенно заметно с нашей стороны, где; она закруглялась по линии домов, стояло по небольшой группе всадников, пожалуй, из семи человек в каждой.

Посреди площадки выделялась одинокая фигура, которая тихо проезжала взад и вперед, посматривая на дома; это был громадного роста человек, вооруженный с головы до ног, в высоких сапогах и с большим пером в шляпе, которое мерно раскачивалось при движении его лошади.

Я не мог видеть его лица, да этого и не нужно было. Я и так знал его и застонал почти вслух, — это был Безер!

Теперь я понял смысл всей этой сцены. Всадники, большею частью суровые, бородатые швейцарцы, смотревшие с презрением на окружавшую их толпу и не жалевшие ударов, носили его цвета и были вооружены с головы до ног. Весь этот порядок и дисциплина были делом его рук: он добивался мщения. Теперь точно стальное кольцо охватило нашего друга, и я чувствовал, что для него пропала последняя надежда.

Взором, полным отчаяния, смотрели мы на старые, деревянные дома. Они, по-видимому, готовы были повалиться от старости, благодаря выдающимся верхним этажам. Крыши их представляли целый лабиринт крутых скатов, желобов, покривившихся труб, деревянных шпилей и гниющих брусьев. Между ними, должно быть, скрывался жених Кит. Да, это было дурное место для игры в прятки, — только не со смертью. В нижних этажах домов не было ни окон, ни дверей: прибрежье часто затоплялось рекой, как я узнал впоследствии. Но по всему фасаду шла длинная, деревянная галерея выше человеческого роста, куда вели две деревянные лестницы по концам. Над нею подымалась точно такая же вторая галерея, а выше виднелся ряд окон в скатах крыши.