Но он не слышал ее, далекий от ее помыслов. Он думал о Марго, своем единственном друге в жизни, и ее муже, короле Наварры Генрихе, который был ему троюродным братом. Что станет с ними после него? Кто защитит их после его смерти? Анри… Ему так и не удалось убежать. А жаль… Теперь она съест его… И снова голос матери в его ушах:
— Карл, подпиши это, подумай о будущем королевства, которое ты оставляешь.
Он открыл глаза и с трудом повернул к ней голову. Лист бумаги мелко дрожал в одной ее руке, перо в другой.
— Что это?
— Мое право на регентство.
Он силился сообразить, спускаясь в воображении с небес на землю. Брови его начали сходиться на переносице.
— Регентство? — спросил он. — Значит, королем станет не Алансон?
— Нет. Им будет старший брат, Генрих Валуа, который в Польше.
— Вот оно что, — пробормотал король. — Значит, все уже решено. И хорошо, если так… Только не Алансон.
На ней остановился вдруг его долгий мучительный взгляд. Сейчас он о чем-то спросит ее. Только бы не попросил отпустить Наварру, иначе не подпишет.
Она трепетно ждала.
— А моя дочь? — внезапно спросил Карл. — Разве она не королева, ведь она наследует мне…
— Ты забываешь, сын мой, — назидательно сказала Екатерина, — что мы живем по закону «Салической правды», а он запрещает женщинам занимать престол Франции.
— Запрещает… Я так и знал… — проговорил Карл. — Что же с ней будет?
— Твоя мать позаботится о ее воспитании и вырастит из нее достойную дочь дома Валуа.
Дочь Карла IX Мари Элизабет, которой было в то время три года, так и не достигнет совершеннолетия и умрет в возрасте семи лет. Она будет похоронена в фамильной усыпальнице дома Валуа в Сен-Дени. А его сын Шарль от Марии Туше был попросту бастардом.
…Дрожащей рукой король взял перо, которое вложила ему между пальцев мать, и подписал завещание, согласно которому после его смерти на престол садился его брат, Генрих Валуа.
— А теперь, — произнес Карл, — позовите ко мне моего брата… и сестру.
Тотчас послали за Франциском Алансонским и Марго. Оба явились и преклонили колени перед ложем умирающего короля. Карл посмотрел на них и зашелся в кашле. Его мучило воспаление бронхов и отек легких, которые еще больше осложнили его болезненное состояние на другой день после охоты в Сен-Жерменском лесу.
— Я просил привести ко мне брата! — внезапно вспылил Карл, против обычного возвысив голос.
— Ваш брат перед вами, сын мой, — подошла королева-мать к Алансону, думая, что король попросту не узнал Франциска.
— Не этого! Этот — изменник и подлец! Наварра — вот мой брат!
Алансон поднялся с колен. Лицо его вспыхнуло, губы обиженно надулись. Он не смел, посмотреть ни на брата, ни на мать.
Карл сразу успокоился, увидев рядом с Марго Генриха. Тот так же преклонил колени, как только что до него его кузен, незадачливый принц-заговорщик.
— А теперь уйдите все, — негромко проговорил Карл. — Я хочу, чтобы со мной остались только эти двое.
И он указал рукой на Генриха и Марго. Потом прибавил:
— Тебя, кормилица, мой приказ не касается.
Екатерина и Алансон вышли. Взгляд короля сразу потеплел. Теперь он мог говорить свободно, во всяком случае, то, что думал и что хотел, потому что те, кого он считал своими недругами, ушли.
— Вы оба — единственные мои друзья, — заговорил король, — и я хочу, чтобы вы были теми, на ком остановятся мои глаза в последнюю минуту… Я всегда любил тебя, Наварра, больше чем своих братьев, потому что ты храбр, благороден и чист душой и помыслами, не то, что они, Алансон и Анжу, которые только и ждут моей смерти. Я был тебе другом и господином и защищал, как мог от моей матери, но теперь ты теряешь меня… и если ты не покинешь двор, она убьет тебя. Поклянись мне, Анрио, что ты сделаешь это.
— Клянусь вам в этом, брат мой! — пылко воскликнул Генрих.
— Поклянись и ты, сестра, что поможешь Наварре, — перевел взгляд Карл на Маргариту.
— Клянусь тебе в этом, Карл, — дрожащими губами произнесла Марго и тут же разрыдалась.
— Вот и хорошо, — попытался улыбнуться Карл. — А еще будет лучше, если вы уедете вместе и поселитесь с Генрихом в его маленьком королевстве, подальше от этого грязного и продажного двора нашей матери.
Они молчали, глядя сквозь пелену слез, застилавшую глаза, на его лицо и кровавые простыни.
— Мне с каждой минутой все тяжелее дышать, — снова заговорил король. — Какая-то хворь точит меня изнутри, давит на легкие, которые вот-вот перестанут сопротивляться… и нет спасения от этого недуга. Марго… береги себя… мне сказал Амбруаз Паре, что это у нас наследственное, этим болел наш отец, который заразился в Италии… Он сказал мне даже больше… Он сказал мне, Марго, что следующим от этой же болезни умрет герцог Алансонский, наш с тобой брат.
Маргарита тихо вскрикнула. Ее руки упали на кровавые простыни и скомкали их.
— Как же он узнал? — спросила она.
— По цвету его лица и по свисту в легких. Так сказал Амбруаз Паре. Так же говорил и Руджиери, который составлял его гороскоп. Наше семейство проклятое…
Маргарита закрыла лицо рунами.