Варфоломеевские ночи

˗ Я тоже об этом думал, Володя…Бланк, дорогой. Оказывается, мы одинаково мыслим. А как это сделать, у меня уже составлен план…После успешного проведения Варфоломеевской ночи в нашем городе, которую мы продолжим, я лишился покоя. Что дальше делать в масштабе страны? Какие первые шаги? Возможно, это продразверстка ˗ раз, ликвидация попов, монастырей, церквей, изъятие ценностей, высылка интеллигенции, привлечении комсостава царской армии, при отказе расстреливать и так без конца. Революция не знает жалости. Когда останется один пролетариат, мы им не оставим ни кусочка земли, но заставим работать на всех и каждого.

˗ Сопротивляющихся надо травить газом и расстреливать из пулеметов и пушек. А пролетариат превратить в рабов. Могущество Римской империи построено на рабском труде. Рабы могут многое, но им нужен вождь. Таким вождем буду я.

˗ Пролетариату нужен хлеб. Я сегодня черную икру ел без хлеба. Давай срочно…Гражданскую войну и невероятный напор на кулаков, интеллигенцию и прочую буржуазию.

Это был очень важный диалог двух титанов мысли, породивший реки крови.

Настала мертвая тишина: Троцкий ждал, что скажет, теперь уже признанный гений.

Но вождь молчал. Это значило, что он сомневается. Лучше переключиться, предложить клубничку.

˗ Клубничку? ˗ проснулся вождь. А ты, Бронштейн, прав! Так и надо поступить и никак иначе. Мы тоже люди, мы тоже человеки и нам свойственно делать ошибки. Только…меня увольте, мне ничего не надо, ни Инессы, ни девочки, ни вина, ни песен, ни поцелуев, ни объятий. Я устал. Я закроюсь в этом кабинете на три дня. А вы пьянствуйте, снимите с себя всю одежду и голые с автоматом наперевес расхаживайте по Петрограду, ловите буржуазных красоток, насилуйте их и тут же штык в живот. Или сидите в своих кабинетах и войте от счастья, как это буду делать я. Я вам все разрешаю, дорогие мои, непослушные мои.

˗ Непослушных больше не будет, ˗ заверил Бронштейн.

* * *

Ленин пребывал в эйфории еще положенных три дня. Он и Инессу облагородил, но всего один раз, правда, поскольку силы стали его подводить после столь упорного, длительного и большого напряжения. Инесса простила, хорошо понимая, что Ильич не железный.

Бронштейн даже звал его в дом терпимости, но он отказался, поскольку победа для него — это архи важно. Тогда подключился Зиновьев.

− Ну, ради мировой революции последний раз. У меня графская дочь, непочатая. Мне ее доставили только вчера. Я ее спросил: хочешь жить? Она дрожащим голосом отвечает: хочу, а кто не хочет.

− Тогда, − говорю ей, − ты должна переспать с вождем мировой революции Лениным.

− С этим жидом? нет, лучше умереть. Я достаю браунинг, щелкаю затвором и начинаю целиться ей в грудь. Раз!.. Два!..

− Подождите, я подумаю: я одна в семье как же я оставлю мать? О, нет! А у вас вино есть?

− Найдем, отвечаю ей.

− Полбутылки мне хватит, − соглашается она. − Так что, Володя, решайся. Это сметана, это…это мед. Это тебе подарок от ЦК.

− Ну, если от ЦК, куда деваться. Я с этим ЦК измучился. Мне нужно вернуть долги…Германии, отказаться от должности шпиона в пользу Германии, теперь уже я как бы и сам правитель, а члены ЦК молчат. Давай, веди дочь капиталиста. Как ее зовут?

− Руфь!

− Так это же еврейское имя. Ну, тогда другое дело.

Руфь вошла с опущенной головой и стала у стола, за которым работал Ленин.

− Чего стоишь, раздевайся. Вождь мировой революции облагородит тебя.

Девушка ушла за занавеску и, молча, стала снимать одежду, оставаясь в нижнем белье.

Вождь вдруг загорелся, повалил на кушетку и обнажил ее полностью, но его мужское достоинство не выдержало пытки ожидания и сработало прежде времени.

− Все, − сказал вождь, − вставай. Любовная симфония закончена. Посиди, пока не придет за тобой человек.

Вскоре появился Апфельбаум.

− Ну как? куда ее девать?

− В расход! − Ленин показал бумажку, на которой было написано это ужасное слово. − Дзержинский в подвале ждет ее, − добавил он полушепотом.

* * *

Ленин, захватив власть безошибочно определил, что делать дальше и в этом ему помог Бронштейн. Получив команду грабить и убивать, гопники, всевозможные алкаши, выпущенные на свободу уголовники, приглашенные со всей Европы евреи и прочий пролетариат в бешеном темпе бросились на имущих. Возможно, в душе каждого гопника дремала веками копившаяся ненависть за былые унижения, а ненависть подкреплялась завистью, — вот почему они с такой яростью набросились на имущих, на своих вчерашних начальников, работодателей, на своих помещиков и капиталистов.

Ленин не мог нарадоваться на босяков, и хотя эта идея принадлежала Бронштейну, он тут же присвоил ее себе.

Что творилось в городе Петра, сразу же после захвата власти большевиками, покрыто глубокой тайной, хотя отдельные слабые отрывки воспоминаний, чудом оставшихся в живых в этой мясорубке, и опираясь на творческое воображение, которое невозможно высосать из пальца, автор этой книги попытается нарисовать приблизительную картину трагедии.