Варфоломеевские ночи

Европа наполнилась псевдо учеными, приехавшими из России.

Но тут начался скандал. Интеллигенция, изгнанная Лениным из страны, хорошо знала не только имена профессоров и ученых, но и была лично знакома с теми или иными известными людьми. А тут на трибуну выходит быдло и пытается донести до слушателя что-то невразумительное. Это вызывало хохот, а потом и протесты, а затем и аресты фальшивых профессоров. На допросах бандиты-профессоры признавались, каким образом в новой России можно стать ученым. Они подтверждали, что воспользовались документами убитых в Варфоломеевскую ночь.

Так вышел международный скандал, на который нельзя было не реагировать. Этот скандал подняли белоэмигранты в Европе. Они разоблачали большевиков, желающих показать, что научная и прочая элита перешла на их сторону. И как только в Петрограде и Москве появились эти красные профессора, то в Европе разразился скандал такой силы, что пришлось принять меры по отношению к этим красным новым элитам. На Западе доказали, что настоящие были убиты во время Погрома Петрограда, а их документами завладели эти оборотни, которые сейчас выступают от имени убитых профессоров, художников и прочих известных людей.

И вот тогда начались «чистки». Работникам ВЧК пришлось наводить порядок. Фальшивых профессоров отлавливали, расстреливали без учета былых заслуг. А былые заслуги были: и гопники, и уголовники помогали большевикам наводить порядок. Это их руками Ленин и его сообщники занимались ликвидацией населения в центре города, чтобы освободить квартиры для новой элиты, чтобы избавиться от тех, кто не мог принять их власть на добровольных началах.

По свидетельствам очевидцев, чудом уцелевших в этой страшной резне, дома в Петрограде тогда стояли пустыми, в них страшно было заглядывать.

Пустых квартир было много: бери себе любую, вселяйся и живи. Многие выбирали большую квартиру и недалеко от работы, чтобы на работу ходить пешком. Некоторые утверждают, что так зарождались коммуналки, но это неверная трактовка. Учение Ленина само собой предполагало проживание в коммунах.

Беднота поселялась семьями для безопасности своего быта. Если в одной квартире проживало 3–4 семьи, они в какой-то мере были гарантированы от вторжения ночных грабителей.

Тогда в Петрограде был разгул бандитизма, и налеты были каждую ночь. Одному в квартире от целой банды не отбиться. А вот когда мужчин в квартире много, то тогда отбиваться от нападений бандитов проще. То есть, появление коммуналок было связано не с уплотнением квартир буржуев, как это нам представляли, а с реалиями жизни после революции. Тогда не было необходимости в уплотнении буржуев, потому что буржуи — это горожане, жители Петрограда. А их почти всех убили во время революции, и центр Петрограда стоял с пустующими домами, которые не кем было заселять.

Были и куда более сложные случаи из жизни тех, кто до переворота не успели уехать за границу, им и во сне не могло присниться, что их ждет, случайно выживших во время погромов. Так произошло и с Софьей Абросимовой, единственной дочерью еще довольно молодых родителей. В их семье была прислуга Маша, очень добрая, работящая, но несколько неряшливая девушка на год старше Софьи.

События 3–4 июля, когда большевики потерпели сокрушительное поражение, их не коснулись. Это вселило надежду и в октябре, когда большевики снова подняли голову, что на их семье эти события не отразятся. И потом никто не ожидал такой жестокой расправы над простыми людьми, кто занимал нейтральную позицию − ни за левых, ни за правых.

Софья подружилась с Машей и даже помогала ей выполнять работу по дому. Они вместе стирали, мыли полы и посуду.

− Вы только не переживайте, − говорила Маша. − Если что случится недоброе, я вас закрою в комнате на чердаке. Туда никто не заберется.

Так и случилось, как предсказала Маша.

В Варфоломеевскую ночь, когда отовсюду стали раздаваться крики и плач, Маша схватила за руку Софью, увела ее на чердак и закрыла там, а запасной ключ оставила ей на всякий случай, если не сможет вернуться и открыть ей дверь.

Пережив этот ужас, Софья оделась в одежду прислуги, накинула платок на голову и стала спускаться на второй этаж, где уже все были мертвы. Ни Маши, ни родителей, только следы крови на постелях, на полу, вывернутые шкафы с разбитой посудой.

В столовой за большим столом сидели гопники и тянули водку.

− Ты кто будешь? − спросил один гопник.

− Я убирала у хозяев, они меня кормили и давали на дорогу, когда я собиралась к матери.

− Буш у нас убирать? Теперь это обчага. Нас тут пять семей. Каждому угодить надоть.

− А где мои хозяева? − спросила Софья, едва сдерживая рыдания.

− В Неве плавают, ответил один гопник. − Чо, жалко, да? Впрочем, пойдем, мы тебя обнимем…

− Я ишшо не вылечилась, наградил меня один ухажер. Дайте лучше, я поменяю посуду: принесу чистую, а эту вымою.