Варя (СИ)

— Вот вам крест. Оказывается, Прасковью змора прокляла всего лишь, а не убила, как многие считали. Девка пятнами покрылась, дурна лицом стала. Знамо дело, стыдилась этого сильно. Оттого и пряталась в доме на чердаке. В общем, жива она была, только носу на улицу не казала. Вот и думал народ, что сгинула девка, пропала. А как змора погибла, так, видимо, чары её развеялись. Прасковья сейчас хороша: бела, румяна. Худая только больно. Но зато счастливая вся. Вышла вчерась на улицу, улыбкой сверкая, из заточения свого. Её народ так и обступил со всех сторон. Расспрашивать принялся. Все ей рады были. Девка-то хорошая, славная!

Лев не сразу нашёлся, что сказать на всё это старосте. Поверить ли? Ещё полгода назад история показалась бы ему какой-то бредовой выдумкой. Но после чудесного излечения от ранения, после встречи со странной крестьянкой в лесу, после страшной сухой грозы и сумасшедшего ливня, Лев внезапно осознал, что верит Ушакову. Он верит в змору!

— Отчего она решила поступить так?

— Как? — растерялся староста.

— Отчего змора решила вернуться в Навь?

— А-а! Дык кто её знает? Язычники говорили про какое-то раскаяние. Не знаю я, барин. Ой, точно! Или спасение. Их слушать себе дороже. Ничего путного, знамо дело, не добьёшься от них.

— Ясно, не буду тебя мучить. Хорошо, что рассказал.

— Дык Прасковья-то нашлась. Радость какая!

— Верно. Ну, ступай теперь. Скоро сам к вам в деревню приеду. Погляжу на вашу Прасковью.

Деревенская девчонка, вокруг которой было столько шума, оказалась обыкновенной молодой крестьянкой в синей шерстяной юбке и льняной рубахе с вышитыми рукавами. Она жутко стеснялась барина, смотрела всё время себе под ноги, ни разу не подняв на него глаз. Однако Лев расспросил её обо всём: о зморе, о проклятье, о затворничестве и даже о пятнах на лице.

— Ой, барин! Они же у всех разные были уродства этошные. Мне вот пятна красные достались, как от кипятка следы. А у Златы, после встречи со зморой, бородавки огромные выросли на носу и щеках. Злату она первую околдовала. И та так из-за своего носа опечалилась, что утопилася с горя. А потом Дуняшка змору в чаще повстречала. И у нею вскорости веснушки чёрные по всему лицу расползлись. Дуня тоже сперва дома у себя пряталась, а потом в лес пошла змору искати. И тоже сгинула. Это тока из нашей деревни девки. А говорят, ещё случаи и в других местах были-то.

Мне эта колдушка встретилась, когда уже все кому ни лень про неё болтали. Но я, глупая, её чарам поверить умудрилась! И тоже поплатилась за наивность свою. Тока я трусиха. Всё дома сидела, после колдовства. С участью своею смирилася. Искать змору и в мыслях не было. Видно, в награду за моё терпение мне исцеление даровано-то было.

После разговора с Прасковьей Лев никак не мог успокоиться. Он всё думал о Даше и о её пятнах на лице.

Ч то если она тоже... была околдована?

Мучаясь из-за сомнений, он как-то забрёл к ней в мастерскую, где царил творческий беспорядок. Лев, вдохнув слабый запах красок, который ещё до конца не выветрился здесь, вновь ощутил тоску. Он подошёл к сундуку в углу и машинально открыл его. Из-под какой-то ветоши вынул стопку рисунков. На большинстве из них были наброски матери и служанки Анны. С интересом просмотрев всё, неожиданно наткнулся на свой портрет. Руки дрогнули.

Она писала меня по памяти. Думала обо мне.

Этот эсиз словно встряхнул Льва. Почувсвовав обжигающий трепет в одиноком сердце, он наконц-то болезненно осознал, как на самом деле сильно хочет увидеть Дашу вновь, прикаснуться к ней, вдохнуть аромат ее тела.

— Где же ты?

Вдруг из стопки выпал эскиз, который Лев чуть было не пропустил. На грязный пол легко опустился Дашин автопортрет. Только на нём она изобразила себя без пятен, с высокой статной причёской, с красивыми блестящими серёжками в ушах и с маленьким сердечком около рта на подбородке.

— Любительница поцелуев? - удивленно прошептал Лев, подобрав рисунок.

Тут же ещё раз он прокрутил в памяти все свои разговоры с Дашей. Вспомнил её едва уловимый сарказм в ответах и гордый взгляд.

Её смех.

Когда они упали в снег, смех Дарьи звучал так же заразительно и мило, как тот, что он слышал однажды в маленькой белой ротонде, спрятавшейся под раскидистыми ветками старого каштана.

В Отраду Лев приехал спустя неделю после роковой находки. Разумом он не был до конца уверен в том, что делает, но сердце было не обмануть. Весна радовала теплом и свежей зеленью, которая занималась на глазах. Отрада стояла на бархатистом пологом холме, около которого раскинулся яблонево-вишнёвый сад. За ним начинался огромный парк с множеством тропинок, бегущих между старинных дубов, клёнов, берёз. Подъездную аллею украшали скульптуры и каменные скамейки. Тогда, почти год назад, Льва приятно поразила монументальность белокаменного поместья с огромными колоннами при входе, сейчас оно вызывало в нём нервную дрожь. Он испытывал жуткое волнение. И богатство Степановых только усиливало его.