Варяг

Здесь отныне будет жить Лаура. Здесь вырастит она сына, который, уж и сейчас видно, похож будет на отца статью, голосом и повадкой. Христианскому Богу молится Лаура, стоя у дверей высокого терема. Молится о том, чтобы не постигла ни ее, ни сына жестокая доля, чтобы не покинул ее навсегда возлюбленный господин, чтобы не остудила его сердца та, что через несколько дней займет ее место на широком ложе, где совсем недавно выстрадала Лаура сына.

Терем был приуготовлен к приезду хозяйки. Не на страх, а на совесть потрудились Плишка с Нютой и другие слуги да и бабка Преслава, не успев передохнуть с дороги, рьяно взялась за дело. Хотя на этот раз особенно стараться ей не пришлось – внутри дома и так все блестело.

Эрик, навестивший Лауру в новом ее жилище, обошел весь терем и остался доволен: уютно, чисто, просторно. Пройдя в опочивальню, остановился он пред широким ложем и призадумался. Кто знает, как часто придется ему проводить здесь ночи?

Но в этот раз остался Эрик с милой, и оба знали – это последняя ночь любви, что до свадьбы им отпущена. Будут и потом встречи, сладкие поцелуи да горячие ласки, но такими, как сейчас ни Эрик, ни Лаура уж не будут никогда.

Утром Эрик уехал, когда Лаура еще спала. Он не стал будить ее – только-только ведь глаза сомкнула! Поцеловал на прощанье и решительно пошел к дверям. Долгие проводы – лишние слезы. Так говаривал его отец, а он-то знал в жизни толк.

ГЛАВА 24

В старой христианской церкви, еще при великой княжне Ольге выстроенной, было душно. Народа сюда набилась тьма – многим восхотелось посмотреть, как князь Владимир выдает свою племянницу за воеводу!

В полумраке мерцали свечи, истекая восковыми слезами, сладко благоухал ладан. Священник-грек громко читал молитву, но мало кто слушал непривычно звучащие слова чужого языка. Все смотрели на жениха с невестой, и странен был их вид – прекрасная девушка в цвете юности, бледная, как полотно, и суровый мужчина, без тени радостного волнения на лице.

Как идол, стоял Эрик, и чувства заснули в его груди. Как готовился он к этому дню, как приучался бороться с бурей отчаянья, тоски, горя – и вот теперь ничего не чует, кроме желания поскорее выйти на воздух из здешней сутолоки и духоты.

Многие взоры обращены были на князя. Вот у кого на лице светилась радость! Породнился он с воеводой, привязал его к себе кровными узами. И раньше-то не было преданней слуги, а теперь и вовсе прикрепится он к князю своему душой и телом.

И рада была мать Эрика. Так недавно приняла она крещение, а уж стала истовой христианкой. Теперь неподдельной радостью лучилось ее лицо. Сын венчается в церкви, по установленному обряду, да не с оборвашкой своей – с племянницей самого князя Владимира! Честь-то какая, Господи!

Одно только омрачало ее ликование – дошла до нее, хоть и с опозданием, весть о рождении внука. Повинуясь зову крови, засобиралась она было взглянуть на него, да опомнилась, остановилась. И хочется, и колется – как это к сыну с повинной являться? Не могла себе этого позволить гордая женщина. Теперь-то, конечно, все равно – будут у сына еще детки от этой знатной красавицы, и не придется через свой норов переступать, чтоб понянчить их. А все ж жаль, что на того не взглянула – хоть и робичич, а все ж родная кровушка...

Служба подходила к концу. Вот уж длиннобородый греческий священник подал на подносе кольца. Эрик взял тонкое колечко заледеневшими, несмотря на духоту, пальцами. За их спинами зашептались, подскочили две девы и сорвали с невесты полупрозрачный покров. Мстислава подняла голову, и Эрик дрогнул – почудилось ему на минуточку смуглое лицо, зеленые глаза, каких в свете больше нет... Колечко выскользнуло из рук и зазвенело-запрыгало по каменным плитам.

Эрик слышал вздох, пронесшийся по церкви, и великое смущение сковало все его члены. Мстислава же была по-прежнему спокойна. Равнодушно следила она, как поднял варяг кольцо, как дрожащими руками надел его на пальчик невесты. Так же спокойно окольцевала она жениха. Эрик не помнил, как завершился обряд – очнулся только под радостный звон колоколов, но тревожным набатом откликнулся он в его сердце.

Праздновалась свадьба в княжеском тереме. По обычаю не полагалось молодым вкушать вина и пищи, и сидели они рядом, сложив руки на коленях. Но чрез малое время кликнул новобрачного князь и, уведя в дальнюю горницу, налил ему кубок хмельного меду, а за ним еще один, и еще... «Для храбрости», – сказал князь, и Эрик вернулся за стол пьяный в дым. Но храбрости не прибавилось у него: взглянув на молодую жену, припомнил он слова священника – навеки она дана ему, навеки, пока смерть не разлучит их, а потом придется соединиться им на небесах, под строгим взглядом христианского бога...

А народ вокруг ликовал, и мед лился рекой. И сам князь был весел, таким уж давно не видели его. Жена его, княгиня Анна, смеялась и хлопала в ладоши, забавляясь необузданным весельем русичей.