Но теперь уже не Искора, а Сергей ведет, держит на острие с уверенной властной силой, так же, как сжимает ее тонкие щиколотки, жестко, до боли…
– Не знала, что ты тоже так можешь…
Искора рядом. Сытая, полностью расслабленная кошка. Естество Сергея в ее руке, но в этом нет ни страсти, ни желания. Естественный, не контролируемый сознанием жест.
– Тоже – это как? – лениво интересуется Сергей.
Темнота наполнена запахом Искоры и его собственным. Они перебивают запахи конюшни и даже запах травы, на которой они лежат.
Сергею хочется пить. И, наверное, сполоснуться. Но так… Не особо.
А думать не хочется совсем.
– Чувствуешь… – говорит Искора.
Голос слабый, ленивый… Он – отдельно от девушки. Паучок, бегущий по поверхности воды, которой стало ее тело. То, что было недавно – это как рождение, жизнь, смерть и снова рождение… И она, Искора, – младенец, впервые увидевший этот мир. Слабый, беспомощный, но ничего не боящийся. И совершенно счастливый.
– Что чувствую? – спрашивает Сергей.
– Себя, меня… все. Все…
И засыпает.
Сергею очень хочется сделать то же самое, но он собирает волю в горсть, осторожно высвобождает славно поработавший орган из девичьей ладошки, заворачивает Искору в простынку и открывает соседний денник.
Мар тычется мордой, обнюхивает, фыркает.
– Стоять! – велит Сергей, перетаскивает в денник пару охапок сена, устраивает на нем Искору, накрывает поверх простыни ее же рубахой. Шелковой, однако.
– Стереги, – велит он Мару.
Теперь жеребец никого, кроме Сергея, к ней не подпустит.
Не хватало еще, чтоб девушку кто-нибудь из конюхов разбудил.
Помыться второй раз сил уже не хватает. Состояние – будто через два хольмганга прошел. С победой.
Собственно, так и есть.
Поднявшись наверх, Сергей падает на кровать рядом с Колхульдой…
Нет, думать о том, что произошло, он будет завтра. Сейчас – спать.
И мгновенно отрубается.
Глава 3. И схватки дневные
Эту ночь следовало… обдумать.
Но… не хотелось.
Проснувшаяся раньше Сергея Колхульда умчалась по каким-то хозяйственным делам, так что с утра они не пересеклись. Знала ли она о том, что ее муж…
Нет, вряд ли. Не такой она человек, чтобы проигнорировать подобное.
Или такой?
По прежней своей жизни Сергей помнил, что ревность у большинства здешних жен включается в полную силу, только если дело касается материальных ценностей и их наследования. А к случайному сексу на стороне правильная жена воина относится да, без одобрения, но и без гнева. Ну покушал мужчина в столовке, а не дома. Проголодался, бывает. Сказывался, впрочем, и тот момент, что сам процесс далеко не всегда радовал женщину. Подавляющее большинство мужей тупо сбрасывало напряжение. Ухватил, задрал подол, реализовался и пошел по своим мужским делам.
Вот, к примеру, Дёрруд. Наложницу свою юную он явно жаловал. Угощал вкусным, подарки дарил, радовал как мог. Но не самим процессом.
Сергей пару раз думал: а не вмешаться ли? Но каждый раз себя одергивал. Потому что не просят – не лезь.
Подъем. Завтрак. Все как обычно, только на пару часов позже.
Тренироваться не хотелось. Все-таки ночка выдалась… непростая. Тем не менее Сергей принудил себя восемь раз исполнить ведунов комплекс, а потом взял Мара и охлюпкой поехал на озеро.
В озере уже плескались Стемидовы дружинники. Тоже лошадок купали.
Отпущенный на волю Мар тут же хватанул за загривок подвернувшегося жеребца. Не всерьёз – доминирования ради.
– Эй! – возмутился хозяин коня.
Но тоже так, для порядка.
Мара в Белозере знали. И чей он – тоже.
Некоторое время они плыли вдвоем: Мар и Сергей. Потом вороной повернул к берегу. Не любил он плавать. Вот подраться – другое дело, а заплывы точно не его. Так что и Сергею пришлось поворачивать.
– Стоять! – велел он, натягивая штаны. – Даже и не думай!
Вороной показал зубы, топнул задней ногой, взметнув песок.
И вдруг взъярился по-настоящему, прижал уши, оскалился.
– А ты ничего, мелкий. Крепкий.
Пешеход. Как тихо подобрался.
Тоже без рубахи.
Ну у него и масса. Плиты грудных мышц – не всякому копейному острию длины хватит пробить.
– Тише, тише. – Сергей погладил Мара по шее. – Это свой.
Вороной чуть успокоился, но остался настороже: развернул уши к Хрольву.
Разницу между «свой» и «друг» он понимал.
– Хорош конек. Дорого отдал?
– Друзья подарили.
Сергей тоже был настороже. На пиру у князя они так и не поговорили. А здесь – не лучшее место. Они с Маром вдвоем, и пояс с оружием – на куче одежды. А за Хрольвом – целая свита, да и сам он хоть и полуголый, но при оружии. И стоит так, что пересеченное белым росчерком шрама брюхо едва не упирается в Сергея.
Нет, прямого нападения ему можно не опасаться, вот «поставить на место» – это запросто. Примерно как недавно Мар унизил попавшегося под раздачу жеребца.
Да пошел он, этот Пешеход… пешим порядком. Да, конунг. Да, здоровенный, как полярный мишка. И что с того? Большое дерево громче падает, и только.
– Крепкий у тебя живот, конунг, – сказал Сергей. – Но разговаривать я хотел бы с тобой, а не с животом. Будь так добр – отойди на пару шагов.