Варяги без приглашения

- Точно! - обрадовался Назар Захарыч, довольный, что и ему удалось вставить словечко. - Сначала их покормить нужно, мы в сорок пятом первым делом выкатывали полевые кухни...

- Вот именно, - сказал Горчаков. - Прежде всего на площади вывозили полевые кухни и раздавали кашу. Борис, этим людям, про которых я говорил, не нужны высокие материи. Пока не нужны. Сейчас им не до того. О высоких материях они станут думать потом, когда будут сыты и накормят своих детей. Я вовсе не хочу утверждать, что с наступлением Эры Изобилия волшебным образом исчезнут абсолютно все пороки...

- Да, - сказал я. - От выпивки при таком баре удержаться трудно.

- Не опошляйте. Это мелочи. Полностью исчезнут преступления против собственности, никто ведь не станет воровать у другого то, что имеет сам. Исчезнет пресловутый дефицит и связанная с ним уголовщина. Эра Изобилия уничтожит почву, на которой произрастает мещанин. Потеряет всякий смысл проникать на базу с черного хода и носить записки от Ивана Ивановича. Так что постарайтесь забыть этого галактического провокатора.

- Он не похож на провокатора, - сказал я.

- Блаженный слюнтяй, не в терминах дело, - отмахнулся Горчаков. Он просто забыл, что такое голод. Перестаньте о нем думать. Думайте больше о том, что вы - представитель Земли. Из четырех миллиардов населения планеты, из двухсот пятидесяти миллионов населения государства выбраны мы трое. Знаменосцы грядущих поколений - высокие слова, но что делать, если это правда. Нам выпало быть... да, черт побери, подопытными кроликами эксперимента, но это такой эксперимент, что я согласен с ролью кролика. Хотя мы не кролики.

- Апостолы, - сказал я.

- Не придирайтесь к терминам. Подобрать подходящие слова недолго. Люди, на которых лежит ответственность за человечество. Постарайтесь проникнуться значением и величием этих слов. Вы уже не можете оставаться каким-то там просто Песковым двадцати шести лет от роду, вы один из немногих, на ком лежит ответственность за светлое будущее человечества.

- Зажравшегося, - сказал я.

- Сытого, - сказал он. - Избавленного от суетных забот о куске хлеба.

- Молодой он еще... - застенчиво подал голос Назар Захарыч. - Лиха не хлебал, по карточкам не жил, и вообще...

- Вот именно, - сказал Горчаков. - Назар воевал, а я пацаном голодал после войны, мы-то помним, что значит кусок хлеба, не то, что вы...

Спорить с ними я не мог - не умел. Я не привык спорить на такие темы и не предполагал, что когда-нибудь придется, но я знал, что не уступлю.

- Гоните этого иезуита, если еще раз появится, - сказал Горчаков, хлопая меня по колену. - Попался бы он мне, я бы с ним поговорил... он встал и тряхнул за плечо смаковавшего коньяк Назара. - Поехали.

- На посошок, Витя, - кротко отозвался Назар Захарыч. Совершенно ясно, что, несмотря на перевес в годах, он ходил у Горчакова под каблуком, тихий человек, добренький, безответный. Я не мог представить его молодым, в шинели...

- Ладно, - разрешил Горчаков. - Доброй ночи. Борис.

Он ушел в прихожую, высокий, жесткий, собранный, раз навсегда определивший свою позицию и не собиравшийся отступать. Когда твой противник сильный человек, его даже уважаешь; легче, если он рыхлая ничтожная личность, с тем проще, его неприкрыто презираешь, а сильного презирать невозможно, нужно что-то большое, чтобы перестать его уважать.

Назар Захарыч допил посошок и встал.

- Доброй ночи, Боря, - сказал он плюшевым голосом. - Вы не обращайте внимания на все, что Витя про политику... Просто вспомните детишек в неблагополучных странах, видели ведь фильм? Ужас...

- Послушайте, - сказал я. - Вы оба мне так и не сказали, я не могу понять... В чем суть эксперимента, самая суть?

- Ну это же просто, Боря. Помните школьные опыты с бумажками? Опустили ее в пробирку, посинела - опыт удался. И вот такие бумажки мы трое.

Посинеем - все в порядке, можно начинать по всей планете. Поняли?

- Понял... - сказал я. - Доброй ночи.

Дверь за ними захлопнулась. Я прибрал со стола, поплелся в спальню. Жанна захлопнула книгу и вопросительно взглянула на меня, я отобрал книгу, положил ее на столик и поцеловал Жанну.

- Ушли? - спросила она.

- Да, - сказал я.

- Вы не поссорились?

- Вроде нет. Ноль-ноль, команды покидают поле.

Мне было с ней удивительно просто и легко, как будто мы знали друг друга с пеленок, и с первого класса я таскал за ней портфель, в девятом целовались в подъезде, а в восемнадцать прибежали к загсу за час до открытия.

- Слушай, - сказал я, садясь рядом с ней. - Понимаешь, такое дело... Если эксперимент провалится, что будет с тобой?

- Не знаю.

- То есть как? Что, у тебя на этот счет нет инструкции?

Она молчала. За окном стояла теплая летняя темнота, вспыхивали огоньки электросварки на соседней крыше, во дворе припозднившийся Бережков орал ужасным голосом песню про каскадеров.