Варяги и Русь

Имел ли он материальные доказательства основанию государства варяжской русью? В его летописи не находим и намека на какой-нибудь, с этим событием неразлучный исторический памятник; ни одного положительного факта, который бы свидетельствовал о варяжской руси, как, например, свидетельствуют о варягах названия Варяжского моря, Варяжской пещеры и острова; предание о варягах-мучениках при Владимире, о варягах, убийцах Ярополка и Бориса; как свидетельствует о убиении Аскольда и Дира известие о местоположении их могил близ Киева.

Но если Нестор не взял своих известий о варяжской руси ни из письменных свидетельств, ни из живых исторических памятников, ясно, что они или заняты из народных преданий, из саг и из песен, как напр., сказания о славянах; или основаны на исторической системе, им самим выведенной вследствие соображения известных исторических фактов. О норманнских известиях и сагах говорит и Погодин: «Варяги точно так же могли рассказывать Нестору о своих подвигах и подвигах предков, как их соотечественники рассказывали дома сочинителям саг. Норманны и саги неразлучны, и, без всякого сомнения, их было у нас много. Варяги-то наговорили ему сказок, известных также на севере, и о колесах, на которых Олег в лодках подъехал к Царюграду, и о змее, которая ужалила его по предсказанию волхвов, и о воробьях с голубями, которые сожгли Коростень, и другие баснословные известия, в которых есть, однако же, историческое основание. Нестор спокойно поместил все их рассказы в свою летопись. Они же сообщили ему известия о разных иных племенах, живших преимущественно (не горячий ли это след правды, не крепкое ли доказательство достоверности?) по берегам морей Балтийского и Немецкого, столько им известным; они же сообщили ему известие и о пути из варяг в греки, о своем Auster-Wegi и Vestr-vegi». То есть, они рассказали ему все, кроме касающегося до их скандинавского мира. Они рассказали ему о призвании руси, но не сказали, что русь и шведы один и тот же народ, вследствие чего Нестор и не знает, что делать с заморской русью после призвания; они рассказали о Рюрике, но скрыли от Нестора его шведское происхождение, и кто были его родственники, и где княжили до призвания трех братьев славянами; они рассказали и о колесах, и о змее, и о воробьях, по поводу югорусских событий; а о Новгороде и семнадцатилетнем княжении Рюрика не сказали ни слова; ни слова о норманнских предприятиях и подвигах в Германии, в Англии, во Франции, в Испании. Точно также поступали они и у себя дома; рассказывали преимущественно о колесах, о змее и о воробьях; но что русь те же норманны, что на востоке от упландского берега основалось огромное скандинавское государство, коего конунги Hraerekr, Helgi, Ingwar, Svenotto (по Байеру, Святослав) и т. д. доходили завоевателями до Волги и Миклагарда, этого они не сказали, чем и объясняется молчание о словено-русской Нормандии в источниках севера.

Взял ли Нестор свои известия о начале Руси из туземных преданий? Но в преданиях славян русь всегда отделяется от варягов; народ производил имя Руси от реки Рось, от Руса сына Лехова, от рассеяния; грамотеи от Езехиилева 'Ρώς или от русых волос.

Остается допустить вероятность существования системы, по которой Нестор мог производить имя Руси от варягов.

Но был ли Нестор, по образованию своему и своего времени, в состоянии соображать исторические системы?

Норманнская школа выставляет в личном характере летописца преимущественно две черты: добросовестность и невежество. «На всем этом обширном поприще, — говорит Шлецер, — Нестор есть один только настоящий, в своем роде полный и справедливый (выключая чудес) летописатель». А в другом месте, по поводу мнимых побед Святослава над греками: «Глупый монах, лгавший так безрассудно, верно, думал, что патриот непременно должен лгать». Характеристика поверхностная и одинаково несправедливая в порицании и похвале.