Варяги и Русь

Убедительной представляется критика Азбелева, направленная на утвердившееся в науке мнение о том, что историческим прототипом былинного князя Владимира и русского короля Владимира из Тидрексаги, также использовавшей былинные сведения, послужил киевский князь Владимир Святославич (980–1014). При этом Азбелев обращает внимание на то обстоятельство, что повествования Тидрексаги о деяниях Владимира не имеют соответствий в летописной биографии Владимира Святого. Кроме того, современные исследования основных собраний былин установили, что в качестве отчества былинного князя Владимира доминировало отчество «Всеславич». Веселовский проанализировал генеалогию русских персонажей саги и установил, что имени Владимирова отца в саге соответствовало также имя Всеслав. Таким образом, делает вывод Азбелев, былинному князю Руси Владимиру Всеславичу соответствует в Тидрексаге король Владимир Всеславич[560].

Азбелев напоминает, что Веселовский, определяя условия, наиболее благоприятные для возникновения народного эпоса, охарактеризовал их как «выход в историю» и называл среди них такие события, как Троянскую войну, переселение народов, борьбу с сарацинами, отобразившуюся в старофранцузском эпосе, борьбу с татаро-монгольским игом в русской истории. По убеждению Веселовского, борьба с татарами заслонила собой другую, более древнюю борьбу, лежавшую в основе древнейшего эпоса.

«Эта более древняя борьба, — по убеждению Азбелева, — по масштабам и напряжению своему сопоставимая с борьбой против Золотой Орды… „выход в историю“ древнерусского этноса следует, очевидно, соотносить не с призванием Рюрика, а с великим переселением народов. Это проявилось не только в том, что по своей типологии и ряду конкретных признаков некоторые сюжеты и персонажи былин тяготеют ещё к ІП-ІV столетиям. В русском эпосе видны отзвуки характерного для тех времен общественного устройства… и происходивших тогда действительно грандиозных межэтнических катаклизмов, судьбоносных для народов, которые выдержали эти исторические испытания. Существенно, что не одна Тидрексага отобразила крупные военные столкновения, в которых участвовали гунны и русские. Почти на полвека ранее этой саги о таких событиях писал Саксон Грамматик в своем труде „Деяния данов“, соответствующая часть которых основана передаче эпических сказаний древних датчан»[561].

Однако, по мнению Азбелева, историкам не стоит пренебрегать и поздними отображениями в русской устной традиции древнейших сведений. В этой связи он приводит произведенную в 1525 г. Павлом Иовием Новокомским (Паоло Джовио) запись ответа русского гонца в Риме Дмитрия Герасимова на вопрос, не осталось ли у русских «какого-нибудь передаваемого из уст в уста от предков известия о готах или не сохранилось ли какого-нибудь записанного воспоминания об этом народе, который за тысячу лет до нас низвергнул державу цезарей и город Рим, подвергнув его предварительно всевозможным оскорблениям». Согласно передаче Иовия, продолжает Азбелев, Герасимов «ответил, что имя готского народа и царя Тотилы славно у них и знаменито и что для этого похода собралось вместе множество народов и преимущественно перед другими московиты. Затем, по его словам, их войско возросло от притока ливонцев и приволжских татар, но готами названы были все потому, что готы, населявшие остров Исландии или Скандинавию (Scandauiam), явились зачинщиками этого похода»[562].

Интерес Павла Иовия к воспоминаниям о готах в русской исторической традиции был вполне объясним: ведь в это время в Италии и в странах Северной Европы расцвел пышным цветом готицизм, и препирательства между итальянскими гуманистами и немецкоязычными мыслителями и историками Священной Римской империи о роли готов в западноевропейской истории набрали силу. Упоминания в рассказе Герасимова московитов, татар и ливонцев применительно к V в. тоже не нарушают его правдоподобия, поскольку нередко в сообщениях о древних временах использовались названия народов и мест в том виде, как они были известны во время, в которому принадлежал рассказчик. Классическим примером такого переосмысления названий в духе современности является рассказ о боге Одине из Саги об Инглингах, открывающей свод исландских королевских саг «Круг земной» крупнейшего исландского историка и знатока скальдических стихов Снорри Стурлусона (1179–1241).