Варяги и Русь

— Иди, мой друг, и ничего не бойся! Я обещаю тебе, что за свое сообщение ты получишь награду.

Возвратившись во дворец, Василий прошел на половину дяди императора Вардаса, недавно еще полновластного владыки великолепной Византии и всех покорных ей стран.

Но болезнь не боялась того, кто был для Византии большей грозой, чем ее новый «Нерон» — Михаил Порфирогенет. Она приковывала теперь старика к постели.

Больной от души обрадовался приходу своего любимца — Василия.

В ловком Македонянине Вардас видел именно такого человека, какой необходим был для негласной опеки над Михаилом.

Вместе с тем старик был уверен, что Василий не возьмет власть в свои руки, пока будет жив он, и, стало быть, Вардас до конца своих дней останется тем же, чем он был при жизни неограниченным владыкой Византии.

Василий нравился Вардасу и своими личными качествами. Он не был так лукав, коварен, льстив и так труслив, как другие приближенные Порфирогенета. В его речах и суждениях был виден редкий природный ум; меткие замечания его вызывали восторг в старом политике, и он начинал от души желать, чтобы после него власть перешла в руки этого Македонянина.

При появлении Василия лицо больного озарилось довольной улыбкой.

— Будь здоров, могущественнейший! — приветствовал его вошедший.

— Это ты, Василий! Какое уже здоровье, смерть витает надо мной. Что скажешь?

— Есть вести, и даже много вестей, но не скажу, что они были отрадные…

— Ты пугаешь меня…

— Пока еще я ничего не могу сказать точно… Но скажи, могущественный, как ты прикажешь поступить, если Византии будет грозить нападение варваров?

— Каких? Опять алланы? болгары?

— Ты знаешь, мудрейший, что от них не осталось и следа…

— Тогда кто же?

— За морем в Скифии поселились норманны, их называют варяго-россами…

На лице старого Вардаса отразилось сильное волнение.

— Они! — воскликнул он, — вот то, чего я боялся более всего.

— Так ты, мудрейший, имел этих варваров в виду?

— Давно я знаю о них! Что перед ними алланы, болгары, венгры, персы…

— Почему?

— Вот почему!.. Веришь ли ты мне, Василий? Что такое наши враги? Все народы, изведавшие сперва меч и иго римлян, а потом уже наслаждения, которые давал Рим. Они сильны, свободны, могущественны, но в жилах каждого из них уже течет яд Рима… яд наслаждения жизнью. Они уже видели разврат римской жизни, и его прелесть кажется им очаровательною. Она все еще влечет их. В этом их разложение. Они ничтожны, потому что корень их давно уже подточен Римом. Если бы даже франки или аллеманы тронулись на нас, я бы только смеялся… Но теперь я боюсь…

— Но почему же? — переспросил Василий.

— Потому что, имея во главе своей жалкую кучку чужеземных храбрецов, на нас поднимаются славяне… Ты знаешь ли этот народ? Нет? Это девственный народ. Он не знает ни лжи, ни обмана. И врагу, и другу он смело глядит в глаза. Никто не посмеет его ни в чем упрекнуть. Наше счастье, что у этого народа не было единого вождя, появился теперь он — и дрожит Византия…

Вардас замолчал. Молчал и Василий.

Ему Византия не была так близка и родна, но все-таки он теперь страшился близкой грозной опасности.

— Но что же теперь делать?

— Я не знаю, пока мы все-таки не знаем, что угрожает нам, — наконец сказал Вардас. — Ты говоришь, что распорядился привести купцов?

— Да, мудрейший, они уже ожидают здесь.

— Поди же и поговори с этими людьми, принесшими известие, а потом мы решим, как отвратить гнев Божий от нашей родины.

Василий поспешил пойти к ожидавшим его купцам.

Теперь это был уже не тот скромный, простой в обращении человек, который так дружески беседовал на форуме с подгулявшим Андреем. Теперь это был гордый, бесстрастный правитель, правая рука императора, человек, привыкший к беспрекословному повиновению.

Перед купцами был совсем другой человек. Они упали на колени, лишь только Василий появился перед ними в этом роскошном покое.

— Встаньте и слушайте! — внушительно и медленно заговорил Василий, — который здесь из вас Лаврентий Валлос?

— Прости, несравненный, это я! — выступил вперед дрожавший от страха купец.

— Ты?

Василий Македонянин устремил на него свой долгий, испытующий взгляд.

— Ты достоин смерти! — наконец, после молчания, проговорил он.

— Прости, прости, могущественнейший! — залепетал купец, — в чем повинен я?

— Грошовые собственные выгоды ты предпочел благу Византии, твоей родины, — сказал Василий. — Император знает все. Он разгневан. Разве мог он думать, что среди византийцев найдутся подобные негодяи. Вы сейчас же будете казнены. Эй, стража!

Македонянин громко захлопал в ладоши, призывая стражу.

В дверях появилось несколько наемников-норманнов, обнаживших мечи и готовых исполнить все приказания своего властелина.

Купцы, обвиняя друг друга, кинулись на колени, умоляя о пощаде.

— Хорошо, — произнес Василий, — может быть, мне и удастся умолить за вас великого Порфирогенета. Но вы должны исправить свою вину.

— Мы сделаем все, все, уверяем тебя, все, что только можем…

— Не сомневаюсь! Рассказывайте все, что вам известно!

— О чем, могущественный?