Варяги и Русь

Ирина также скорбела душой, чувствуя вместе с супругом и свою отчужденность. Не о том мечтала молодая княгиня, когда, покинув родину, последовала за вождем «варваров» в далекую, неведомую страну. Тогда воображению ее рисовались картины будущей просветительной деятельности. Она мечтала о подвиге, она думала, что ей удастся просветить свётом Христовой истины этот народ.

И вдруг разочарование, горькое разочарование… Часто задумывалась молодая княгиня, как помочь горю? Думала-думала и додумалась: нужно показать язычникам бессилие их истуканов, — только и всего.

Она сказала об этом Аскольду.

— Может быть, ты и права, — ответил ей князь, — но разве, не видали они или по крайней мере не слыхали о чудесной буре, разметавшей наши струги? Увы, это явное чудо мало кого убедило из числа моих дружинников и, как я знаю, никого из них не повело на путь истинный…

— Тогда было совсем другое… Откуда было уразуметь твоим воинам, что это чудо? Для них оно являлось самою обыкновенной бурей.

— Пожалуй, что и так…

— Между тем, — продолжала, воодушевляясь, молодая княгиня, — если бы воочию показать им, что бессилен их Перун, может быть, они уверовали бы!

— Но как это сделать?

— Подумай…

После этого разговора прошло несколько дней.

Шумел стольный Киев, набралось в него видимо-невидимо родичей из всего Приднепровья. Около истукана Перуна тысячи людей стояли, каждый молясь ему по-своему. Был среди них старый жрец Богуслав, собиравший приношения.

Вдруг толпа заволновалась, зашумела, раздались крики:

— Князья!

В самом деле, в княжеском облачении, сопровождаемые немногочисленной свитою, показались среди толпы Аскольд и Дир. Народ почтительно расступился, давая князьям дорогу. Те ласково кланялись на все стороны.

Старый Богуслав остановился на возвышении у подножия Перуна и подозрительно смотрел на приближающихся князей. Ему было известно, как и всем в Киеве, что Аскольд и Дир христиане.

— Почто пришли вы сюда! — закричал он, когда князья приблизились, — разве не отшатнулись вы от Перуна? Разве не другому Богу вы поклоняетесь? Идите же прочь и не мешайте нам.

— Старик, ты дерзок! — воскликнул Аскольд, — разве ты забыл кто мы и кто ты? Народ киевский! Ужели дозволишь ты позорить своих князей…

Подавленный ропот прошел по толпе.

— Оно бы действительно полегче нужно! — раздались восклицания, — ведь князья…

— Князья-то князья, да с чем они пришли…

— А вот узнаем… Князь Аскольд говорить хочет!

Аскольд сказал:

— Народ киевский, мужи, людины и смерды, слушайте. До сих пор не мешали мы вам поклоняться богам вашим, но взгляните, что такое Перун ваш! Не сами ли вы его сделали из дерева, не сами ли вы поставили его на этом месте? Этот бездушный идол — создание рук ваших, и вот вы кланяетесь ему и считаете его богом своим. Помраченные! Безрассудные! Откройте глаза ваши, прозрите и убедитесь в ослеплении своем… Бросьте поклонение обрубку дерева и познайте истину!

Снова заволновалась, снова зашумела толпа. Она раздвинулась и вытолкнула вперед двух стариков.

— Пусть они за всех ответ держат! — кричали в толпе.

Старики в пояс, но с достоинством поклонились князьям.

— Невдомек нам, князеньки, о чем вы речь держите! — сказал один из них. — Скажите нам пояснее, чтобы уразуметь могли мы!

— Полно, старик, не хитри, вы слышали, что сказал я вам, — горячо воскликнул Аскольд, — бросьте Перуна, столкните его с этой горы, и вы убедитесь, что он не спасет себя…

— Может, и так будет, — помолчав, сказал старик, — может, и не спасет себя Перун наш, может, и не Бог он вовсе, а истукан просто!..

— Вот видишь, сами вы сознаете это! — обрадованно сказал князь.

— Погоди, не все мы тебе сказали, — остановил его старик, — перебил ты меня. Опять говорю, может, истукан — Перун, да в том дело, что ему, этому истукану, и отцы наши, и деды, и прадеды кланялись, в горе к нему прибегали и счастливы были. Так нам ли, детям их, отступаться от них, забыть, чему они учили нас! Нет, князья, что дальше там будет — другое дело, а покамест оставьте нас, молитесь своему Богу, а мы будем молиться своему. Будем жить, как жили.

— Я докажу вам бессилие вашего Перуна! — закричал Аскольд, хватаясь за меч. — Эй, дружина моя, ко мне…

Но, увы!.. Только двое-трое дружинников откликнулись на этот призыв…

— Видишь, княже, — заговорил старик, — никто за тобой не идет на такое дело, даже дружинники твои. И не пойдет никто… Позови же ты нас на врагов своих — пойдем все от мала до велика. Умрем за тебя, но Перуна не трогай, он нам отцами и дедами завещан…

Аскольд огляделся вокруг. Толпа молчала, но это было грозное молчание.

— Идите, князья, в свои палаты, — продолжал старик, — творите суд над нами, ведите дружины на врагов. Народ любит вас и будет любить, пока вы не пойдете против него…

Едва князья скрылись из виду, как все заволновались:

— Ишь ведь что задумали: Перуна сбросить, — кричали обиженные киевляне.

— Да как же это можно!

— Не бывать никогда по слову их!

— Кто говорит, христианская вера, может быть, лучше и правильнее, — рассуждали более спокойные, — да мы ее не знаем… Вот если бы знали ее, да подумали, так другое дело…