Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII веков.

Литература давала ему также не особенно богатый запас готового и обработанного материала. С одной стороны, это были хотя совестливые и точные, но зато крайне сухие и скудные хронологические работы, подобные «книжке» Ape Фроди, а с другой — легенды, полные помазания и назидания, полные чудес и видений, но мало обращавшие внимания на хронологическую правильность и на чисто историческую действительность. Из таких ингредиентов предстояло Снорре Стурлесону строить историю прошедшего. Сильный поэтический талант и глубокое знакомство с родною поэзией повредили при этом делу, а также и помогли ему. Снорре Стурлесон первый оценил надлежащим образом тот совершенно подлинный, достоверный и современный событиям источник, который давно существовал в песнях скальдов. Это было уже не народное предание, изменяющееся, искажающееся, а именно предание, облеченное в /421/ строгую художественную стихотворную и потому неизменную форму. Это были песни придворных поэтов, составленные по известным точным правилам и на известные определенные случаи, по известным поводам и на известных лиц. Уже монах Теодорик указывал на песни исландских скальдов, как на главный источник знания Исландцами норвежской истории. В древнейших исторических сочинениях северной литературы стихи вовсе не встречаются, и уж это одно достаточно опровергает предположение, что сагослагание было соединено с самого начала с поэзией в лице скальдов. Но есть признаки, что несколько ранее Снорре Стурлесона стали обращаться к этим песням придворных поэтов, вставляя отрывки их в рассказ в виде украшения, а иногда даже в виде подтверждения истины повествуемого. Но Снорре Стурлесон первый возвел пользование песнями скальдов в систему, сознательно принимая их за лучший исторический документ, за [254] лучшую опору исторической правды. В прологе к Heimskringla мы читаем у него: «Когда Гаральд Прекрасноволосый был королем в Норвегии, тогда Исландия получила обитателей. При Гаральде были скальды, и люди еще теперь знают их песни (о нем), а равно песниовсех тех королях, которые с тех пор были в Норвегии; и мы заимствуем наибольшую часть доказательств из того, что говорится в песнях, которые были петы пред самыми князьями и сыновьями их: мы принимали за правду все то, что в этих песнях находитсяопоходах или сражениях их (князей). Прием скальдов состоит в том, чтобы более всего хвалить лицо, пред которым они находятся; однако ни один из них не решился бы сказать пред самым этим лицомотаких его делах, о которых все слушающие могли бы знать, что это пустой вздор и вымысел, так же как (мог бы знать) и он сам. Это была бы насмешка, а не похвала». Разумный взгляд на поэзию скальдов, выраженный здесь, обнаруживается равным образом и в осторожной трезвости суждения относительно народных песен и относительно порчи, которой подвергается устное предание в противоположность песням скальдов: «Одна часть истории написана по старым песням, которые люди сложили для препровождения времени (для забавы). Хотя мы и не знаем, что в них есть правды, но знаем однако примеры, что прежние знающие люди принимали их за истину». — «Песни, мне думается, /422/ всего менее подвержены изменению тогда, когда они правильно пропеты и разумно восприняты». [56]