Варяго-Русский вопрос в историографии

У современных норманистов неувядаемый образ «полчищ» представлен большим многообразием видов: «военные отряды скандинавов» или «дружинная среда», «викингские отряды» или даже просто «фон скандинавского присутствия» у Е.А.Мельниковой; «дружины скандинавов» у В.Я.Петрухина; «норманнские дружинники» или «движение викингов» на север Восточно-Европейской равнины у А.А.Горского; «экспансия викингов» и «норманнские каганаты-княжества», усеявшие всю Восточную Европу, у Р.Г.Скрынникова[8]. У Л.С.Клейна имеются и «воинские и торговые путешествия викингов в Киевскую Русь», и «экспансия на восток», и «миграция норманнов в Восточную Европу», а также – «популяция норманнов, распространившаяся по восточнославянским землям»[9]. Правда, Клейн, идя вразрез с собственными характеристиками массового присутствия норманнов/викингов на Руси, оговаривается иногда, что «популяция норманнов... была сравнительно небольшой, но влиятельной, захватившей власть»[10]. Но надо сказать, что эта оговорка имеет почтенный возраст – она зародилась в XVIII в., в попытках соединить несоединимое: приспособить фантазию о «роях» и «полчищах» из Швеции к реалиям скандинавских стран. Так, мы видим, что уже Шлёцера одолевали иногда раздумья относительно несообразностей в создаваемых им картинах древнерусской истории: «Галлия прозвалась Франциею от своих победителей германских франков; однако же побеждённые удержали свой язык, который смешался только с языком победителей. Таким же точно образом новгородские славене получили новое название от своих победителей (руссов, т.е. шведских норманов). Надобно полагать однако же, что последних было очень немного по сразмерности; ибо из смешения обоих очень различных между собою языков не произошло никакого нового наречия»[11].

Этот поворот мысли также кругами разошёлся по работам российских историков. У Н.Полевого (1829) читаем: «Вероятно, что дружина Рюрика и его братьев состояла их немногих... но эти немногие, закалённые в бурях и битвах, были ужасны»[12]. Малочисленность «скандинавского племени» на Руси подчёркивал и С.М.Соловьёв: «...варяги не составляют господствующего народонаселения относительно славян, не являются как завоеватели последних... Варяги, составлявшие первоначально дружину князя...»[13]. Примеров по этому поводу можно было бы привести очень много, но в данной преамбуле подобная задача не ставится, тем более, что изображение не то полчищ, не то колонистов со Скандинавского полуострова, которые не то путём завоевания, не то мирно и тихой сапой распространились на Руси и, всё взяв в свои руки, растворились в славянах, так давно кочует из одной норманистской работы в другую, что легко воспроизводится в памяти и без подробных упоминаний. Краткий перечень примеров был приведён только для того, чтобы показать, что исходные положения норманистских построений проистекают из сугубо литературных источников, не имея никакой связи с реальной историей стран Скандинавского полуострова, конкретно – со Швецией. Следовательно, они относятся к созданному фантазией подобию живой истории, т.е. к утопиям. Развитию положения о генетической связи современного норманизма с различными утопическими концепциями западноевропейской историософии XVI–XVIII вв. и будет посвящена данная работа.

Вопрос о ненаучной гносеологии норманизма, порождённой политикой, уже неоднократно ставился в российской историографии. В частности, связь истоков современного норманизма с политической историей Швеции XVII в. полно раскрыта в работах А.Г.Кузьмина, А.Н.Сахарова, В.В.Фомина. В.В.Фомину принадлежит заслуга разработки в современной исторической науке вопроса о роли шведского дипломата и историка-любителя П.Петрея (1570–1622) как родоначальника норманской теории[14]. Однако представляется, что требует дальнейшего развития подход к норманизму как подобию истории, рождённому под влиянием целого ряда мифотворческих течений и утопических концепций, которые развивались в западноевропейской общественной мысли на протяжении длительного периода. Особенно влиятельными среди таких течений были готицизм и рудбекианизм. К эпохе Просвещения относится теория Общественного договора, также оказавшая существенное влияние на формирование норманистских концепций. Эти три исторических реликта и будут рассмотрены ниже.

Примечания:

1. Грот Л.П. Начальный период российской истории и западноевропейские утопии // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: Материалы научных конференций 2006–2007 годов. Великий Новгород, 2007. С. 12-22; её же. Гносеологические корни норманизма // ВИ, 2008, № 8. С. 111-117; её же. Утопические истоки норманизма: мифы о гипербореях и рудбекианизм // Изгнание норманнов из русской истории. Вып. 1. М., 2010. С. 321-338.

2. Latvakangas A. Riksgrundarna. Varjagproblemet i Sverige från runinskrifter till enhetlig historisk tolkning. Turku, 1995. S. 100.

3. Voltaire F.M.. Karl XII. Stockholm, 1993. S. 12.