Их было пятеро. Горные феи, открыли проход в скале, всего на одну ночь. Они продвигались бесшумно. При свете луны, было не возможно разглядеть их лица издалека. Деревня замерла в ожидании. Накануне, приезжала знахарка, она осмотрела двенадцать девушек. Одна оказалась беременной, ещё двое давно потеряли невинность. Из девяти девушек, естественно, выбор пал на одну из дочерей старосты. Она сидела на телеге с приданым, и ждала…
— Дева. По доброй воле или кто заставил? — пробасил голос из под капюшона.
— По доброй — уверенно ответила девушка.
— Так тому и быть.
Поставив тяжёлый сундук, на землю. Один из пятерых, уже подхватил вожжи, когда произошло несколько событий одновременно. Трое из его сопровождающих, судорожно втягивая воздух, быстрым шагом направились к воротам, рядом стоящих дворов. Со стороны леса, с криками выскочили разбойники, и во весь опор неслись к телеге. Девушка, не растерявшись, спрыгнула на землю и побежала в сторону отчего дома. По округе разнёсся жуткий вой…
— Засада.
— Заметь, за последние годы, это уже в третий раз.
— Отобьёмся. Нужно забрать девушку.
— Зови подмогу, быстрее справимся…
Разбойники, окружали пятерых воинов. Их было слишком много, возглавлял их ни кто иной как… староста, собственной персоной.
— Отойди от сундука. Он мой! Связать их, и посадить на цепи… — прохрюкало, это ничтожество. Он даже не догадывался своим скудным умишком, что подписал смертный приговор всей деревне.
Семеро, незаметно растворились в темноте. Они ждали приказа княжича. — Отдай девушку. Сундук твой! — произнёс голос, тоном не терпящим возражений. — Ты ещё кто такой? А ну схватить его… — завизжал староста, указывая на тень, между домами.
— Ты пыль под моими ногами! Шакал, обрёкший свою семью на страдания. Смердишь, как дышишь. Я скажу последний раз. Отдай девушку. Сундук твой! — неторопливо приближаясь, молвил всё тот же голос. Разбойники, стоящие к нему спиной, заозирались по сторонам.
— Зачем мне один? Я дочь сохраню, и за вас зверей, ещё пять получу. А за тебя, возможно два… — оскалился староста, довольный своим превосходством.
— А если я прикажу всё здесь сжечь, а тебя заставлю смотреть, как мучаются твои близкие?