Вариант 19

— Да что вы, Герман Олегович, — печально сказал Прот. — Она же как мы, без большой радости по жизни идет. Разве что, в отличие от нас, повернуть в любую сторону может. Но убивает без удовольствия, тут вы сильно ошибаетесь. И счастья личного ей очень нелегко дождаться.

— Счастье?! За что ей счастье? Ей чужой жизнью играть — счастье. Что ей еще — вино, бриллианты, мужчины? Она же убийца, Прот. Понимаешь? Душегуб. Ей в крови купаться, вот истинное счастье.

— Убийца, — согласился мальчик. — Волчица. На дороге не встать — загрызет. Только у нее приказ. Свой долг она выполняет.

— Кто же такую тварь с цепи спустил?

— Не знаю. Только ей не нравится цепной быть. Знает, что счастье ее в свободе.

— Да с чего ты взял? Таким изуверам самый смак в безнаказанности. Кровью упивается, как упырь. Нашла она свое счастье, опьянела навсегда.

— Нет, Герман Олегович, счастье ей куда как сложнее найти. Вот хотя бы рост Екатерины Георгиевны взять…

— Рост здесь при чем? — Герман вытер нос и с изумлением посмотрел на мальчика.

— С таким ростом трудно замуж выйти. Она же ростом с вас, Герман Олегович. А вы мужчина высокий.

Герман тупо посмотрел на девушку. Действительно, высокая стерва. Из-за того, что сложена хорошо, рост в глаза не бросается, по крайней мере, пока ведьма рядом с человеком среднего роста не оказывается. Жердь белобрысая. Вон, карманы мертвецу выворачивает, ворочает тело как куклу. Мерзавка.

Герман поднял наган, начал бездумно выбивать гильзы. Прот оперся о плечо прапорщика, с трудом поднялся.

— Пойдемте, Герман Олегович, нужно с лошадьми помочь. Павел один может и не справиться.

Но Пашка с бричкой уже управился, выводил на дорогу, озабоченно оглядывал колеса:

— На ночь станем, нужно будет с осью повозиться. Поможешь, ваше благородие?

Герман пожал плечами, смотрел, как возвращается упыриха. Катя швырнула в бричку тяжелую седельную сумку.

— Прапор, ты если к железке выбраться намерился, — иди через лес. Карту помнишь? Село, Зеленый Гай, лучше обойди. Патроны есть? — она протянула горсть револьверных патронов. — Все, прощай. Я твоих добровольцев не со зла положила, и не из какой-то там дурацкой классовой ненависти. Не я, так они бы нас с Пашкой мигом шлепнули. Уж извини, — Катя, морщась, взобралась в бричку. — Пашка, что рот раззявил? Трогай. А тебе, прапор, вот туда, — как слабоумному показала рукой направление.

Герман стоял с гостью патронов. Принял подаяние, ваше бывшее благородие. Не многовато ли? Одного патрона хватит, да и тот уже в барабане дожидается.

— Екатерина Георгиевна, да куда же он побредет? — почтительно сказал Пашка. — Его сейчас свои живее, чем бандиты в расход пустят. Ну, он же не виноват, что так получилось. Пусть с нами пока едет. Мы же уже приноровились вместе.

— А если он нам с тобой в затылок шмальнет? — устало поинтересовалась девушка, раскладывая на коленях изжеванную карту.

— Не, он не по этой части, — убежденно заверил Пашка, подбирая вожжи. — Он в лоб стукнет, не постесняется. Но мы-то его контрреволюционные заблуждения отлично знаем.

— Да пусть садится, я же не гоню, — пробурчала Катя, водя пальцем по карте.

Прот протянул руку:

— Давайте, Герман Олегович, я ваши пули подержу.

Герман пересыпал патроны в ладонь мальчика и, презирая себя, полез в бричку.

***

Засвистала первая пеночка — рассвет близился. Герман поправил воротник шинели, двинулся в очередной круг вдоль кустов.

С того вечера, в очередной раз перевернувшего жизнь, миновало три с лишним дня. И за эти дни бывший прапорщик Земляков-Голутвин ухитрился стать таким же отъявленным душегубом, как и ОНА. Нет, таким как она, стать, пожалуй, невозможно. Изощренный талант требуется…

Тем вечером, когда, забившись вглубь леса, крошечный отряд встал на отдых, Катя развела крошечный костерок. Долго собственноручно подбирала дрова, махала своим облезлым немецким штыком. Костер дыма совершенно не давал, видимо, Екатерина Георгиевна в детстве серьезно увлекалась индейскими хитростями. Уселась у огня, небрежно отмахиваясь от комаров, занялась пулеметом. Пашку, вздумавшего демонстрировать свои познания в пулеметном деле, отогнала. Парень взял сверток со снедью, не слишком уверенно пристроился рядом с Германом:

— Давай уж, ваше благородие, ужин соорудим, что ли. Горяченького хочется. Если не чай сварганим, так хоть сало поджарим. Эх, какой я котелок на Благовещенском приобрел. Сгинула посудина в поезде вместе со шмотками.

Герман машинально принялся очищать от коры срезанный Пашкой прут.

— Павел, что она там с пулеметом делает?

— Изучает. Она хоть и ловко с ним управилась, но толком "Льюис" не знает. Диск ругает. Заряжание дурацкое, мол. А что диск-то? Патронов всего с десяток осталось.

— Да, английские боеприпасы едва ли на проселке попадутся, — согласился Герман. — Павел, а кто она вообще такая?

— Да мне-то откуда знать? Полагаю, — Пашка украдкой оглянулся, — она оттуда, из "чрезвычайки". Из московской, само собой. Лиха девка, а? Но это мои догадки, на веру не бери. Ну, ты же понимаешь…

— Понимаю. Болтун ты, Павел, вот что.