Вариант 'Бис'

И все это чуть было не ушло на дно, в холодную толщу воды, беспомощно и без надежды. "Амстердам", попадись он русским, тоже не ускользнул бы построенный в тридцать восьмом корабль давал лишь двадцать с половиной узлов, и пушек на нем было достаточно только для того, чтобы отогнать вздумавшую состязаться с ним в скорости всплывшую субмарину, не больше. И не подняли бы на нем флаг Красного Креста - из-за тех же пушек, да и из-за батальона связистов, плывшего на войну вместе с девчонками-медсестрами и зелеными резидентами* [Клинический ординатор в американских больницах] Хопкинса, Ю-Пенна, Йеля, десятка других школ, выбравших службу в полыхающей Европе. Так что повезло. Не замолили бы...

"Уэйкфилд" был невезучим кораблем с начала и до самого конца. Все-таки что-то есть в судьбе кораблей, предопределенное с самого начала, как и в человеческой судьбе. Повоевавший пехотинец, танкист, летчик часто, посмотрев на соседа, может подумать про себя "А ведь его завтра убьют", и оказаться прав. Кто знает, почему так выходит - может, и вправду что-то общее объединяет все сущее на земле...

Первый раз океанский лайнер, тогда еще "Манхэттен", действительно очень похожий на построенного шестью годами позже голландца, отличился в феврале сорок первого, сев на мель у Вест-Палм-Бич, штат Флорида. Потом, уже переименованный в "Уэйкфилд", он получил японскую бомбу на разгрузке в Кеппель-Харборе тридцатого января сорок второго, а в сентябре того же года выгорел почти дотла на переходе через Атлантику с войсками - от случайного пожара, самой страшной опасности для лайнеров. Хорошо, хоть эскорт сумел снять всех и довести обугленный, дымящийся остов до канадского Галифакса, где он чуть было не перевернулся в жуткий, по местным меркам, шторм с дождем, свободно заполнявшим водой его корпус через прогарные дыры в палубах. Полностью отстроенный заново к сорок четвертому году на бостонских заводах, "Уэйкфилд" мотался в одиночку по одному и тому же маршруту, получив уже прозвище "Паром Бостон-Ливерпуль". Он был крупнейшим судном, находящимся в составе Береговой охраны США, и последним его командиром стал кэптэн Рэней, USCG* [United States Coast Guard, Береговая охрана США, официально независимая от флота граждаская структура, в случае военных действий вливающаяся в состав военно-морских сил.], погибший вместе со всеми остальными, когда невезучий лайнер наконец допрыгался.

Восемь с лишним тысяч человек. Самым легким выходом для осознавших этот факт американских адмиралов было застрелиться. Была еще какая-то надежда, что кого-то можно спасти устремившимися из гаваней эсминцами, но холодная океанская вода и растаскивающий обломки в разные стороны ветер каждую секунду уменьшали число тех, кто оставался еще в живых, пуская с плотиков ракеты в светлеющее небо. Можно было признать потерю транспорта с войсками, и уже утренние газеты вышли бы с двухдюймовым шрифтом заголовков. "Войсковой транспорт "Уэйкфилд" потоплен русскими рейдерами в Атлантике" и "8,500 presumed MIA!"*. [Missed in Action, "как предполагается, пропали без вести"] Пошатнуло бы это нацию? Да, несомненно. Заставило бы ее проникнуться ненавистью к русским варварам, расстрелявшим беззащитных людей? Да, пожалуй. И имеющиеся еще симпатии к Советам это погасило бы точно. Но наряду с этим возникла бы масса других вопросов, первым из которых был бы: "Почему? Как это получилось?", и сразу после него: "Кто виноват?" Простой ответ: "Враги виноваты" не проходил в подобных ситуациях ни в одной стране мира. Виновного всегда искали среди своих, и лучше не одного, а нескольких. В американском флоте это заканчивалось отставкой и пенсией, в советском - понятно чем.

Стоивший больше, чем Перл-Харбор, Саво* [Американское название Первою боя в Соломоновом море в ночь 9 август 1942 г., ставшего самым тяжелым поражением американского флота. Японскими кораблями за считанные часы были потоплены один австралийский и три американских тяжелых крейсера, погибло свыше тысячи человек.] и "Рона" вместе взятые, "Уэйкфилд" требовал козла отпущения - но только если бы его судьба стала известна.