Раков, стоя в кабине бомбардировщика, мотор которого уже прогревался, орал назад, сложив руки рупором. Стрелок поводил стволом пулемета влево-вправо, проверяя механику, тоже обернулся на него, посмотрел с напряженной улыбкой. У них было буквально несколько минут, чтобы договориться между собой, распределить цели, проверить выданный штурманом авиагруппы курс. Истребительного прикрытия не было, хотя проштурмовать эсминцы было бы полезно. Все упиралось в топливо. К «сухим» подвесили ФАБы[122]
– пятисоткилограммовые ведущим пар и две по двести пятьдесят ведомым.Индикатор температуры масла на приборной панели раковской машины достиг нужного уровня. Раков, все еще стоя, обернулся, показал рукой «Вперед!» и опустился на сиденье, не закрывая фонарь кабины. Пристегивать замки ремней он тоже не стал, зная, что если мотор откажет на взлете, то времени на возню с фонарем и замками не будет – нагруженный бомбардировщик пойдет ко дну камнем.
Стоящий справа механик выдернул тросами колодки из-под колес, выпускающий офицер дал отмашку, и Раков, отпустив тормоза, начал разгонять машину по палубе, ускоряясь с каждой секундой. Мимо мелькнули островная надстройка, пушки, задравшие стволы в небо, частокол крупнокалиберных пулеметов. Дрожание прекратилось, и самолет, чуть просев, оперся плоскостями на спрессованный скоростью воздух. Медленно выбирая ручку, полковник поднял машину выше уровня палубы, увел в сторону, чтобы не мешать взлетающим следом. Ребятам должно было быть легче, поскольку им на разгон добавлялся тот кусок палубы, где минуту назад стоял его собственный Су-6.
– Третий оторвался… Четвертый оторвался… Пятый оторвался… – монотонно бубнил в переговорник стрелок.
Кругами набирая высоту, Раков построил эскадрилью в двойной фронт, более приемлемый для морских машин, чем стандартное бомбардировочное
Заход планировался сложный – с запада, после намеренно неправильной кривой, никак геометрически не связанной с курсом идущих на юг кораблей их эскадры. Дистанция была, по океанским меркам, небольшая, сто тридцать миль – едва ли половина их боевого радиуса. Но маневрирование на выходе на цель, как и на отрыве, призванное дезориентировать супостата, должно было сожрать еще немало топлива, ценящегося на вес золота.
До места, где находился конвой, вполне дотягивали патрули с воздушных баз канадского Ньюфаундленда и Исландии: Ботвуда, Гандера, Хармон-Филда, Сент-Джонса, Торбея, Кефлавика, Брейддальсвика – эти названия были заучены летчиками наизусть до уровня «разбуди ночью». Имелся шанс на то, что вражины, если даже вовремя их заметят, примут сравнительно небольшую группу машин в обычном для американцев строю за своих – либо с одной из этих баз, либо с какого-нибудь эскортного авианосца. «Сухие» не были очень похожи на морские машины союзников, что-то было лишь от «эвенджера», может быть, но расчет строился на логике: неоткуда было в Атлантике взяться чужакам.
Тридцать минут скуки – как обычно. Скука в воздухе была лучшим приятелем полярных и вообще морских летчиков, привыкших к огромным расстояниям, какие им приходилось преодолевать. Даже пересев на боевые машины, не идущие по радиусу действия ни в какое сравнение с оранжевыми «полярными коровами», они сохранили привычку не испытывать раздражения от отсутствия событий в ходе полета. Каждые тридцать секунд – контроль приборов, каждые сорок пять секунд – тщательнейший осмотр воздушного пространства вокруг, если хочешь жить. Так что полчаса никакой роли не играли.
На конвой действительно удалось выйти из-под солнца: пилот «бериева» не наврал со скоростью и, главное, с курсом обнаруженной им группы судов. Скорость «либерти», которые в немалом уже числе ходили под советским флагом, была известна – десять-одиннадцать узлов. Если бы пилот ошибся в определении класса, пришлось бы сделать поправку миль на пять-шесть, все равно ведущие акустический поиск эсминцы больше семнадцати-восемнадцати узлов не выдавали.
Сейчас, переведя машины в пологое скольжение, пилоты бомбардировщиков убрали газ, разделившись на две, а потом еще на две группы. Пара эсминцев впереди и короткий строй пузатых пароходов – действительно, классические «либерти» в своем основном варианте сухогруза – шли ровно, как по ниточке. Радары, которые наверняка у них имелись, были либо выключены, либо их показания никого не возбудили. Даже когда «сухие» почти бесшумно выплыли из солнечной короны в нескольких тысячах метров на траверзе эсминцев, корабли не изменили ни курс, ни скорость.