Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль

Интересно, найдется ли среди фронтовиков интеллигентный и вежливый человек, который разъяснит, что взвод советских самоходок – это две машины, а взвод германских танков – пять, или он так и будет ходить оплевываемый? И что их полк самоходок, когда свежий, – это семнадцать стволов, а немецкий танковый полк – под сто пятьдесят бронированных зверюг, больше, чем полторы наши бригады или почти как американская дивизия…

Именно на дивизию их и вынесло, когда все началось. Артподготовка была не особо продолжительной – то ли боеприпасов было не так много, то ли фортификаций особых впереди не имелось. Тем не менее залпов гвардейских минометов и пусков с выставленных за последние часы направляющих рам было больше, чем все они когда-либо видели.

Тронулись, стреляли, загружались снарядами с грузовиков полка, почти неотступно следующих за ними, снова стреляли в белый свет из каких-то лесочков и овражков. Когда дело клонилось уже к вечеру, пошли наконец в рывок. Местность была менее холмистая, чем та, на которой они действовали девятого и десятого ноября, но холмы иногда тоже попадались.

В промежутке между двумя такими взгорками они наткнулись на остатки громадной колонны грузовиков и бронетехники, искореженной почти до полной неузнаваемости. У Бориса в первое мгновение захолонуло сердце – ему показалось, что это наши. Но нет, в голове стояло несколько еще дымящихся «стюартов», которых в советских частях не держали уже давно – с начала, пожалуй, сорок третьего.

Можно было принять разгромленную колонну за разведбат: кто его знает, где еще могли эти тарахтелки сохраниться. Разве что полевые кухни охранять. Остальные машины, впрочем, были разнокалиберными грузовиками и транспортерами, а также «шерманами», каковые в частях имелись, по слухам, в немалом количестве, но где-то вдалеке, на других фронтах. Сам он их не видел ни разу.

Бригаду поймала, видимо, авиация, и, пожалуй, еще утром. Даже легкое топливо продолжало бы еще гореть, если бы «белые звезды» накрыло их залпами или артиллерией. Может, поэтому наступление и началось не с утра, как положено, а днем?

– Кракатау, – сказал наводчик, познаниям которого Борис не переставал удивляться. Мужик он был деревенский, но говорил иногда образно и так, что запоминалось надолго.

– Да, Кракатау…

Пожалуй, полная бригада здесь накрылась, сколько в ней положено: шестьдесят восемь танков плюс всякая легкая мелочь из обслуги – зенитчики, там, мостовики.

Самое интересное, что километра через три они наткнулись еще на одну бригаду супостата, избитую до полного «ай-я-яй». Ну, эта хотя бы кого-то успела увидеть перед собой, потому что стояла, наполовину рассыпавшись по полю, чуть ли не шахматными рядами. Пытаться реконструировать произошедшее было почти невозможно, разве что полазать по горелым остовам, пощупать дырки.

Становилось все интереснее. Чем можно было набить такую кучу танков? ПТАБами?[148] «Андрюшами» или «катюшами» улучшенной кучности, если в одну четко разведанную точку будет бить даже не дивизион, а полнокровный полк гвардейских минометов? Но какой дурак согласится подать команду, глядя на это дело из лесочка? А если авиацией, то как американцы смогли прошляпить пару полков штурмовиков – вот это было совершенно непонятно. На каждом «шермане» имелось по зенитному пулемету, плюс самоходки с зенитными автоматами, чадящие среди других, так что с одного захода пришлось бомбить, если это «горбатые» были. Мрак. Сыпанули небось, а потом что? Куда эти разворачивались?

Они как раз прошли мимо обгоревшего танка, от которого оглушительно несло горелой резиной и сладким запахом паленого мяса – тошнотным признаком того, что экипаж остался внутри. Майору, может, тоже хотелось остановиться, но делать этого он, конечно, не стал: накрутили его по поводу графика движения. Да и со стрельбой тоже. Откроешь огонь с пятнадцатиминутным опозданием, да не связавшись с артразведкой, а там свои уже…

– Справа! – вдруг заорало в шлемофоне голосом Антонова, комбата-три.

Борис успел подумать еще, что громкость отрегулировать на стоянке не позаботились, протрепались, а сам уже отдавал команды батарее, перекликаясь с командиром второго взвода.

Справа из леска, где, как он думал, должен был сидеть храбрый корректировщик, часто били пушки. Метров семьсот. Опасно, как черт с вилами.

– Осколочным? – переспросил заряжающий, то ли не поняв его приказ, то ли одурев со страху.

– Осколочным, сука! Заряжай, урод! Беглый огонь по опушке! Следуй за мной!

Батарея с ходу развернулась, начав вальсировать в нитях трасс. Через секунды их нащупали, и оглушающим тычком из сидящих в самоходке людей чуть не вышибло дух. Ударом в лобовой лист их толкнуло вниз, глухо екнула всеми сочленениями «шайтан-арба» под номером 222.

– Живы?

Почему их не пробило с семисот метров? Борис бросил взгляд вправо – нет, Ленька еще цел, танцует, как и они, выпуская один снаряд за другим. На его глазах в лоб Ленькиной машины вошел трассер, но никаких видимых последствий это не принесло.

– Чушь какая-то… – произнес он вслух, не понимая.