Невероятные танковые бои сорок первого за какие-то недели обескровили броневой кулак Третьего рейха, свели его атакующую мощь к мелким тактическим ударам. Почти половина германских танков была выбита только за первые две недели войны. Да, за счет тактики и опыта они брали три к одному, но этого ведь было недостаточно! А когда танки Ротмистрова прорвались в Польшу – в сорок первом?! Это был удар, да! Какие гремели имена – Борис Сафонов[42], Зиновий Колобанов[43], Рокоссовский, Жуков…
Но как они дрались, суки… Не сдаваясь, с яростью, со злобой. Они действительно были тогда лучше, они учили и учили нас нашей собственной кровью. Немецкая авиация не давала поднять головы, «мессеры» оказались сильнее всего, что мы могли им противопоставить, но мы дрались все равно. Четыре неполные истребительные эскадры держали весь наш фронт – от Балтики до Днепра, им просто не хватало сил на все. Штурмовик Ильюшина показал люфтваффе то, что немецкие танкисты и пехотинцы уже успели ощутить своей шкурой на земле, – что и у русских есть чему поучиться.
Это был сорок первый. Они выгадали этот год и год за ним, когда волны пехоты перекатывались через старую границу взад и вперед, накрывая собой Украину, Прибалтику, Белоруссию, многострадальную Польшу и затем снова Прибалтику. Немецкие танки уже докатывались до черноморских пляжей, снова отходили назад и опять давили и давили нас, вновь сдвигая фронт на сотни километров к востоку…
К сорок второму «миги» и заслуженные «ястребки» Поликарпова сменились ЛаГГ-3 и Як-1, затем к ним добавился Як-7. Страна напрягала свои силы, американцы и англичане, отрывая от своих фронтов, слали в наши северные порты десятки тысяч грузовиков, высотные истребители и разведчики, паровозы, алюминий в чушках, тысячи тонн орудийного пороха, тушенку, льняное масло, бензин, снова грузовики и снова тушенку. За это мы платили перемалыванием одной немецкой дивизии за другой. И учились. Пусть и немногочисленные, пусть и обходящиеся нам такой большой кровью, наши танковые прорывы были кошмаром германского Генштаба с первого дня войны – и чем дальше, тем больше.
По Германии стоял стон, газеты выходили в три раза толще обычного объема – в конце каждого выпуска печатали короткие некрологи на погибших офицеров. Пусть и несущий огромные потери, Советский Союз мог выдерживать это напряжение еще достаточно долго, но Третий рейх был уже надломлен.
В целом же сорок второй оказался менее горячим. За исключением летнего успеха фон Бока, сумевшего разгромить Тимошенко, никаких крупных колебаний фронта не произошло. Обе стороны пережили зиму в траншеях, закопавшись в землю по уши.
Нельзя сказать, что мы потеряли это время. В летных школах вдвое увеличили число часов, отводимых на пилотаж, а пехоту готовили так, что немцы ввели специальную нашивку – «За участие в пехотной атаке». Оружие, которым мы воевали с сорок третьего, стало не просто лучше – оно стало другим. Последние «яки» и новые модификации «лавочкиных», наконец-то начавшие очищать небо от «худых», отличались от прежних машин настолько разительно, что истребители люфтваффе получили инструкцию «не связываться» с ними. Но за полгода долю новых машин во фронтовых полках удалось довести до трех четвертей, и «не связываться» стало сложнее.
Потом был Курск, и битва в самом сердце русской земли окончательно показала миру, что мы не хуже, – и прежде всего показала это нам самим. Еще через полгода на земле в бой пошли новые Т-34 и первые ИСы, и доля психических расстройств в боевых потерях германской армии подпрыгнула еще раз.
Черт возьми, мы живем в страшное, но интересное время! Принадлежать к армии-победительнице, на которую, говоря газетным языком, «с надеждой взирают» менее удачливые страны, – приятное чувство, что и говорить. Никак не перекрывающее ужаса нормального человека перед войной, но все равно приятное… А вот быть на стороне проигрывающей, причем проигрывающей безнадежно, знать, что шансов нет, что они придут на твою землю и что они сделают с ней, чтобы удовлетворить свою месть… Не дай бог такое.
Удар Красной армии летом сорок четвертого был страшен. Рокоссовский и Жуков, получившие все, что могла дать им размахнувшаяся на всю мощь страна, нанесли серию рассекающих ударов, и немецкий фронт просто рухнул. В малейшую щель впивались танковые клинья, и не дивизий, как в сорок первом, не корпусов, как в сорок третьем на Кубани, а армий – полнокровных танковых армий Катукова, Ротмистрова, Рыбалко, Лелюшенко, десятков бригад и корпусов – гвардейских, полностью укомплектованных, рвущих на части все в пределах досягаемости.