Ухватившись рукой за свое сдавленное нехваткой воздуха горло, коммунист Чжу вознес короткую, искреннюю и молчаливую молитву Будде, поручая ему душу неизвестного храбреца, забравшего с собой на небо еще одного врага. Подняв через полминуты голову, он убедился в том, что американцам хватило. Судя по совпадающим докладам радиометристов, их девятка выдралась из боя и сейчас уходила почти строго на юг. По крайней мере один «Сейбр» оставлял за собой явственный дымный след, но советские летчики уходящих благоразумно не преследовали. Разумеется, на подобное безумие, как раз в классическом значении японского корня «нецу», не пошли и уцелевшие летчики его собственного полка – наверняка измотанные до такой степени, что авария на посадке могла стать для них вполне реальной. Более того, если это случится, то никого не удивит. Пилоты второго поколения боевых реактивных машин много и тяжело бились даже вдалеке от фронта, и их полк исключением не был никогда, а уж с повреждениями и после такого боя… В то же время, если разобьется американец, тянущий поврежденную машину к своему родному аэродрому, значит, такова его судьба – об этом они уже никогда не узнают. Но до линии фронта еще больше полусотни километров, и на каждом их десятке «разогревшийся» наконец-то КП ОВА имеет по крайней мере теоретический шанс навести на отходящего противника очередное звено перехватчиков – в первую очередь из состава работающего с Мяогоу элитного 10-го истребительного авиаполка ВВС НOAK, не раз кусавшего интервентов до крови. Помимо этого, есть и СЗА [210].
Вспомнив о той батарее 85-миллиметровок, которая сейчас стоит в засаде на острове Кадо, командир полка Чжу хищно улыбнулся. «Возможно, вас ждет здесь немало интересного, – подумал он, припомнив последние изменения диспозиции зениток. – Если бы вы знали, куда лезете, вы бы пошли западнее».
– Кии-Ии… – почти нежно позвал он. В эфире стояла тишина. Точнее, в нем много и сложно говорили, забивая частоту скороговоркой какой-то вклинившейся станции, на заднем фоне поднимался и опадал вой не слишком удачно подстроенной волны глушения, работающей откуда-то с юга, но ведущий звена молчал. Молчали и все его пилоты, как бы их ни вызывали, перечисляя позывные один за другим.
– Товарищ командир… – Боец у рации опять не договорил уставную формулу, передав трубку. На этот раз это был «вечный» руководитель полетов – бывший командир одной из его эскадрилий, год как списанный с летсостава «непригодным к летной работе» и до сих пор передвигающийся с большим трудом. Каждую ночь, думая, что его никто не слышит, кричащий от боли в ступнях ампутированных чуть ниже колен ног из своего стоящего на отшибе домика…
– Садятся, – сразу сказал тот, не утруждая себя формальностями. Они слишком долго воевали вместе, чтобы обращать на такое внимание. – Четверо.
– Четверо? – переспросил Чжу, все понимая, но еще не веря.
– Все четверо, – еще раз сказал бывший комэск. – И еще девятка ходит «змейкой» на трех тысячах, стережет. Это «Драконы»?
«Драконами» у них иногда называли тот самый 10-й ИАП. – Наверное, это было единственное до сих пор уцелевшее и изредка еще вспоминаемое прозвище, оставшееся от давней попытки какого-то сентиментального штабного умника присвоить отдельным частям имена собственные, набранные из сказок и героических эпосов населяющих Поднебесную народов. Управляющий полетами явно не понимал произошедшее до конца.
– Нет, – коротко ответил Чжу. Он отсоединился, отдав трубку связисту, и замер в ожидании перед командиром взвода с его разорванной и криво зашитой спиной, склонившейся сейчас над пощелкивающей под пальцами рацией. Судя по прокладке, американцы уже вышли из его зоны ответственности, а их отлично сработавший разведчик так и не появился во второй раз, уйдя куда-то в сторону. Бой, таким образом, можно было считать уже почти законченным, но для этого требовалось убедиться, что живыми на его поле сядут все, кто сумел уцелеть в небе.
Всклокоченный парень поднял голову, почувствовав его взгляд, и кивнул. Не тратя больше слов, командир полка взглядом и парой жестов показал, что именно сейчас требуется, и торопливо вышел из душного, пропитанного кислым запахом пота помещения, захлопнув за собой тяжелую подпружиненную дверь.