Вариант «Бис». Вариант «Бис-2»

Пришедший через пару часов, практически к концу работы, и вздумавший проверить его офицер-кореец что-то с большим неодобрением попытался втолковать советнику, потрясая забракованным патроном и произнося отдельные (для понятности), отрывистые слова. Посмотрев на него с иронией, усталый и удовлетворенный Алексей указал рукой на обмотанную сейчас брезентовым чехлом тумбу с пушкой, потом ткнул в патрон и изобразил пальцами правой руки неприличный жест, обозначающий на юге его родной страны понятие «кастрат». Жест, видимо, оказался международным, потому что офицер, на секунду застывший, заулыбался, закивал и положил чуть тронутый по капсюлю ржавчинкой патрон обратно в дефектный ящик.

– Эх, мне бы с вами, – обращаясь к корейскому офицеру произнес Алексей. Тот, разумеется, не понял, разведя руками, и закрутил головой в поисках переводчика, который обычно был где-то рядом с русским. Но Ли рядом не оказалось, а военсоветник только махнул рукой и поднялся, растирая багрово-серые от холода ладони.

– Ничего ты не понимаешь, – сказал он уже не корейцу, а самому себе, хотя стоял лицом к человеку, снова выразившему всем своим видом непонимание. – Хотя тебе и не надо. У тебя война не ради удовольствия от войны – видел я таких людей массу, и часто они были как раз иа своем месте. И не для продвижения по командной лестнице – вряд ли ты куда-то продвинешься. Не ради политики больших стран – тебе на нее так же, наверное, наплевать, как и мне. Ты защищаешь свой дом. Так ведь?

Кореец ответил что-то но, разумеется, на собственном языке. Впрочем, у Алексея создалось такое впечатление, будто тот его понял. Зачем он, капитан-лейтенант советского ВМФ, находится в чужой стране, самому Алексею было совершенио понятно. Но «война ради войны»… За последнюю неделю его первый, самый искренний энтузиазм, готовность, если надо, пожертвовать собой, угасли. Теперь он просто служил, как профессиональный военный моряк – недосыпая, питаясь черт-те как и черт знает чем, пачкаясь тавотом, обдирая руки и обмораживая лицо. Все это Алексей делал беспрекословно и даже с явным удовлетворением, но это было не то удовольствие, которое радовало «по-настоящему». Удовлетворение от того, что он знает свое дело и действительно может помочь людям, которые на него рассчитывают, – да. Удовлетворение от собственного профессионализма, причем востребованного, это здорово. Но как и во многих других областях человеческой деятельности, военные специальности тоже могут быть «благодарными» и «неблагодарными». Корейские моряки, несомненно, начали питать к советнику «До Вы» то уважение, на которое он мог рассчитывать, как человек, рисующий собой в чужой стране и притом способный с закрытыми глазами разоружить взрыватель любой мины, которая могла здесь найтись. Исключением не был даже сам товарищ флагманский минер ВМФ – при всей его флегматичной вальяжности, присущей минимум адмиралу, получившему под старость должность начальника какого-нибудь второразрядного военного училища.

Как опытный штурман, он тоже оказался полностью на своем месте, а задачи на обеспечение скрытности минных постановок, с их каторжными расчетами, были интереснейшими до такой степени, что иногда бывало трудно дышать: от любой малейшей ошибки здесь зависела жизнь нескольких десятков человек. Но результата своей работы Алексей не видел – не вспыхивало по ночам над морем зарево от горящих танкеров, не тыкались в берег разодранные капковые жилеты с наименованиями вражеских судов. Специальность минера была «неблагодарной».

Хотя… Ничего нового тут не было. На флоте (и надводном, и подводном) вообще преобладают подобные специальности. Экипаж «Кронштадта» в его знаменитом атлантическом походе составил более 1200 человек, но то, как тонут истерзанные их снарядами вражеские крейсера, как величественно-неторопливо погружается в воду горящий авианосец, как разрыв точно попавшего с полутора сотен кабельтовых[264] шестидюймового осколочно-фугасного снаряда сметает надстройки рассекающего океан эсминца, разворачивающего на них свои торпедные аппараты, – все это видели максимум десятки моряков. Кроме того, далеко не каждый из них остался в живых…

Оглаживая щеку рукой, Алексей вспомнил госпиталь ВМФ в Мурманске. Там они вели как раз такие ни к чему не обязывающие разговоры – о том, кто что видел, что знает и думает о происходившем и происходящем с ними всеми. Поводов к этому в ноябре-декабре 1944 года более чем хватало. Палата младших офицеров, где умирал старший лейтенант Вдовый, была переполнена, и в ней непрерывно шумели голоса: обсуждали корабли, командиров, адмиралов и летчиков. И врагов. Один только «Кронштадт» потерял к концу похода едва ли не полсотни человек убитыми и умершими от ран, почти столько же было раненых. Другим кораблям эскадры досталось меньше, но досталось и им – особенно в последнем бою.