Вариант для криминала (СИ)

Прекрасная женщина, морально пострадавшая, как и Клод, во благо святой цели, хотя и не

по своей воле. Затем, Мона-Лиза…

– Я прошу меня так не называть, – вклинилась Мона-Лиза.

– Прошу прощения. Мона-свидетельница. Майкл в свой сюжет не включил ее, как

действующее лицо. И я на этом попался. Хотя, в другом случае было бы гораздо проще, но

трагичнее. Что же касается Майкла, то у него передо мной и перед миром некоторые

обязательства. Но это у нас с ним отдельный разговор. Теперь, как мы поступим, чтобы

ущерб был минимальным? Подумайте, господа. Как скажете, так и будет.

Тройд умолк.

Сказал Майкл:

– По-моему, Тройд прав, – он посмотрел на Джона.

Джон окинул всех жестким взглядом, молча помял в пальцах сигару, перевел дыхание –

выпустил природное самолюбие – и, наконец, словно решив распрощаться с привычной

вещью, сказал сухо:

– Тройд, я согласен. Почему я раньше не отдал эту проклятую записку Клода на

экспертизу? Не знаю. Убей меня, не знаю!

– Тогда у тебя были бы проблемы. Считай, тебе крупно повезло, – отметил Тройд.

– Нам крупно повезло, – с иронией добавил Майкл.

Джон согласно качнул головой. На лице медленно нарастала усмешка и, наконец, не

сдержавшись, он сказал:

– Тройд, а ты сообразительный!

– О, да! – с напускной признательностью воскликнул Тройд.

94

Харьков, Роберт

Жизнь на Земле – жестокая субстанция. Она дарит и отнимает. Вчера утром стук колес

поезда в Москву радовал… теперь в таком же поезде в Харьков, их звук отдавался в

утомленном мозгу, вызывал тяжелую тупую боль… Роберт пытался заснуть, но вместо

полной отключки, в которую обычно удавалось проваливаться без проблем, наползали

сумбурные фрагменты прожитого дня. Бледные квадраты больничного халата

поднимались на методично двигающемся отвороте вверх к сухопарой руке Сабурова,

жестикулирующей в такт слову, болтались на рукавах. На бледном лице ученого светились

глядящие поверх голов присутствующих в зале, глаза с тревожным блеском, торопились,

помогали мысли. Но вот они сузились, ушли в глубину орбит. Лицо застыло, медленно

сплющилось в плоскую одномерную картинку, упало под ноги зрителей, розовая пенистая

дорожка поползла из-под виска на серый асфальт, опрокинулась с бордюра в решетчатый

сток… Роберт инстинктивно отвернулся, видение исчезло. Отбросил себя навстречу

красивой женщине, жене Назарова, Нине, ее сексуальной улыбке, необыкновенно

складной фигуре, подумал мимолетно, как все-таки повезло коллеге с подругой жизни!

Встретила, будто родного, приобняла под ревнивым взглядом Назарова, потом пошли

разговоры за скороспелым столом, вначале для приличия перед женщиной – на семейные

темы, – затем, вскользь о формальном собрании, о Научном Совете в лектории и, как тень

обрывочными фразами, словно о запретном, – о Сабурове. Было обидно – боялись открыто

высказаться о гении, вспыхнувшем и в одночасье, сгоревшем, не показав себя свету. Не

может быть, чтобы так вечно было, как есть. Кто-то или что-то должен же все это

изменить, должен сделать свободной мысль, уберечь слово. Запечатлеть священные

события, не дать им исчезнуть в темном трусливом сознании. Написать, сберечь память…

еще один роман, еще один шаг к истине.

От этой мысли Роберту стало душно, поправил очки, сползшие по переносице. Уже

летел в сознании сюжет, рука потянулась и легла на бумагу. Слова торопливой россыпью

побежали в беспорядочной строке. Куда-то ушел стук колес. Сабуров не шел из головы.

Довлел над рассудительным сознанием. Чего-то требовал, что и так было ясно. Но видно

каких-то мелочей не хватало, и еще… Может быть, не хватало самого процесса,

удовлетворенности событиями, нужен был мотив. К тому же, как Сабуров попал на

Ученый Совет? Может быть, он и сам не помнил, как там оказался. Помнил, с чего все

началось. А потом… Конечно же, его звали не Сабуров. Допустим, Демин. У него была

семья, ребенок, может быть девочка… но почему девочка? Ладно, ладно, мальчик.

Последователь отца. Ему, Сабурову-Демину, например, научному сотруднику, кандидату

наук надлежало по очереди для всех установленной администрацией, отработать на какой-

нибудь городской стройке во благо коммунистического строительства Страны. Ну,

например, потрудиться на отделочных работах самой нетребовательной в архитектурном

отношении двухэтажной пристройки, допустим, прачечной какого-нибудь уважаемого

учреждения для заключенных. Это ничего, что Демин не строитель, а наукообразный

специалист. Председателя парткома это не смущает. На ходу научится. Дело не сложное,

главное сделать отметку о выполнении ответственного мероприятия. Сейчас вся страна

так живет!

– Вы же мне говорили, товарищ Демин, что сам поменял стекло на своей двери в

кухню. Оно ведь большое, как-никак. И требование повыше, все-таки свое, не чужое –

хочется сделать как можно качественнее. А тут!..

– Да, но у меня тема другая – «Наследственные сверхустановки в обществе». И работа,

как вам известно, очень важная, можно сказать, государственная…

– Ну! А это, по-вашему, что? Тоже установки. Стекольные. И тоже в обществе. Да еще в

каком – почти в коммунистическом! Вот увидите!