Вариант для криминала (СИ)

поэтому он приходил сюда, когда не было дома хозяина, и на пороге встречал его не

школьный товарищ, а старый пес Гранит.

Войдя во двор, он подумал, что каждый раз повторяется одно и то же. Пес

гостеприимно ведет его в сад, останавливается возле столика, приглашает сесть на

скамейку. Подобрав под себя хвост, приседает у ног и устремляет на бывшего своего

хозяина долгий ожидающий взгляд. Кусочек колбасы он проглатывает мгновенно, клацнув

два-три раза зубами, и снова смотрит в ожидании разговора.

– Ты все живешь? – на этот раз спросил он Гранита, словно давно ждал собачьей

смерти. – А я вот, брат, того… надумал сегодня ночью одну мысль. Допустим, идет человек

своей дорогой, идет и оставляет на ней чего захочет. И хорошее и плохое. Да не знает он,

что к старости придется возвращаться по той же дороге назад, – он положил неуклюжую

руку на темень пса, помолчал, продолжил мысль, – хорошо, если встретишь хорошее…

Гранит прилег, положив на передние лапы острую морду, поморгал, приготовившись

слушать.

– Вот пришел посоветоваться с тобой. У тебя, брат, опыт. У тебя другой хозяин. Дом

другой…

Гранит прерывисто вздохнул, глянул на него. И стало понятно – пес ответил «Да».

Тогда он сказал:

– Ты меня, конечно, извини. Но я хотел, как лучше. Как бы тебе это объяснить? – он

поискал вокруг себя, поднял бумажку, в которую была завернута колбаса. – Вот! –

обрадовался он. – Тебе здесь еще колбасу дают? Так, как и раньше?

Гранит насторожил уши, слегка округлив глаза, и снова ответил ему.

– И мне дают, – сказал он, пожевав губами, – а чего бы не давать, если заслужили,

правда?

«Но мне было вкуснее, когда я жил у тебя», – коротко облизнувшись, словно поправил

его Гранит.

– Еще бы! Я тогда занимал хорошее место, много денег получал. Хватало на всех, даже

на внуков. Дочь одевал… во все импортное, да экспортное. С самых пеленок берег от

забот-волнений.

«Это людей портит, особенно смалу, – пес глянул на голую бумажку, покосился

недовольно, – они становятся жадными. Вот и она тоже. Никогда даже кусочка от своего

вкусного большого куска мне не давала. Думал – так надо, так принято у людей».

– Да, – сказал он, – теперь я это и сам понял. С тех пор, как ты здесь… нас «снесли» и

дали нам государственную…

«Знаю», – вскользь, словно заметил Гранит, медленно повернув голову в сторону.

– Помнишь, я приходил к тебе с внуком? Знакомил. Так вот, вначале я жил в маленькой

комнате. Дочь с мужем располагалась в другой. Потом Димка родился. Стало тесновато.

Ребенку нужна отдельная комната, детская. Я решил… перебрался на кухню. Мне там, в

103

общем, неплохо. На ночь я ставлю раскладушку… Ты же знаешь, моей Ульяны уже нету.

Вспомни, как она тебя любила, когда жили в своем доме!

«Да, время было! – зевнул Гранит, сладко вытягивая задние лапы. – Но мы отвлеклись.

Ты же пришел посоветоваться. Что там у тебя, выкладывай!» – Гранит поднялся, опустил

морду, обнюхал рядом новое место и завалился там на бок.

– Время, говоришь? – подхватил взволнованно. – Да возьми ты Сеньку-пьяницу.

Который не раз колотил тебя по бокам за то, что лазил к нему в огород… Сколько знаю его

– всю жизнь истязал семью свою попойками и мордобоем. Теперь он живет в тепле и

уюте. Нашла его старшая дочь, Настасья, где-то в другом городе на задворках. Привезла

домой. Вот ведь в чем фокус! И хочу я после этого тебя спросить: почему не я то был, а

он? А? Молчи, не знаешь, – махнул он рукой на Гранита, на его равнодушный взгляд. – Э-

э! Да что там говорить! Заболтался я, – сказал он, озабоченно посмотрев себе под ноги. –

Пора возвращаться. Надо и на завтра что-то оставить, – сказал он, привстал, выравнивая

спину.

Гранит предупредительно вскочил и пошел рядом спокойной походкой, как бывало в

прежние годы, когда оба они были моложе.

– И еще я хотел тебя спросить вот о чем, – он нагнулся к собачьей будке, установленной

возле крыльца под навесом, пощупал дощатую ее крышу – не протекает ли? Корявыми

пальцами постучал по боку будки, прислушиваясь к звукам, идущими из теплого лаза.

Минуту осматривал ее, словно арбуз выбирал на базаре:

– Как твой дом? Не холодно ли? – сказал, заглядывая во внутрь.

Гранит, воспользовавшись близостью лица своего бывшего хозяина, лизнул в дряблую

щеку его, ревниво сунул морду в окно будки.

– Да, вижу. Сделано капитально. Парового отопления даже не нужно. Молодец твой

хозяин. И у меня будет свой угол. На всем готовом буду, брат, жить. Ну, как бы тебе,

подоходчивей, по-человечески объяснить? Словом, мои хозяева где-то там, – он поднял на

уровне глаз сморщенную ладонь, – выхлопотали для меня путевку на постоянный курорт

до конца моих дней. Ни тебе магазин. Ни тебе – плита с кастрюлями. Пришел, как барин,

поел и иди себе гуляй, отдыхай. Как вот ты, например. А что, разве мы с тобой не

заслужили? Старость, она знаешь какая? Она капризная, надоедливая. И главное – все

правильно, пожил свое – не мешай детям. Они – твое продолжение, – произнес он,

выставив палец и тыча им в нос Гранита.

– Теперь у тебя другой хозяин. Ведь трудно с непривычки-то было? И жизнь у тебя

похуже, чем была раньше. Это я виноват. Считай – измена. А ты помалкиваешь. Значит,