Вариант дракона

5. Временной комиссии подготовить предложения для консультаций с Президентом Российской Федерации в целях устранения разногласий, возникших в связи с отклонением предложения Президента Российской Федерации об освобождении от должности Генерального прокурора Российской Федерации Ю. И. Скуратова.

6. Настоящее постановление вступает в силу со дня его принятия".

Когда я вышел из зала, на меня лавиной налетели журналисты.

- Ну что?

- Буду выполнять решение Совета Федерации, - довольно спокойно ответил я, - и работать дальше.

- Станете ли вы добиваться встречи с президентом?

- Добиваться - нет, но если Борис Николаевич пожелает встретиться со мной - я готов.

В мою поддержку у здания Совета Федерации были выставлены даже пикеты с плакатами. Надписи довольно "крутые": "Отставка Скуратова - это торжество мафии и ее кремлевского пахана", "Сенаторы! Защитите Скуратова от произвола!" "Спасем Ю. Скуратова от Б. Ельцина и кремлевского паханата" и так далее.

Газета "Сегодня" номер от 22 апреля выпустила под шапкой: "Власть кончилась. Первую пролетарскую революцию в России затеял адвокат Ульянов, вторую - прокурор Скуратов".

Люди прекрасно понимали, что в этой атаке президентская команда использовала практически весь свой ресурс, понимали и больше: Совет Федерации положил конец, - хотя бы на время, - грязным методам, которые кремлевские "горцы" применяли в борьбе со своими противниками.

Сейчас, когда уже прошло некоторое время, должен признаться, что апрель 1999 года был самым тяжелым периодом в моей жизни. На весы было брошено практически все.

Волошин продолжал угрожать из Кремля, обещал разборки с теми, кто не выполняет волю обитателей господствующего в Москве холма. Повеяло духом репрессий. Были намечены цели, по которым "горцы" приготовились стрелять: Примаков, Лужков... По моей скромной персоне также пошла стрельба.

"Московский комсомолец" выступил с материалом, озаглавленным очень показательно: "Кремль в луже". Кремль действительно оказался в луже.

Что же касается меня, то... вместо ослабления последовало такое сильное давление, что временами даже дышать было нечем.

Но как ни старались "горцы", все-таки симпатии многих людей находились на моей стороне. Наша самая серьезная социологическая служба - ВЦИОМ сделала опрос нескольких сотен человек. Так 58 процентов из них посчитали, что информация о сексуальных похождениях Скуратова не является достаточным основанием для его отставки, 23 процента - что является, 19 - затруднились ответить. 49 процентов были уверены, что я должен остаться на посту Генпрокурора, 24 - что лучше уйти.

Я начал активно сотрудничать с только что созданной комиссией Совета Федерации по коррупции. Но имелся ряд трудностей: члены комиссии не имели права знакомиться с конкретными уголовными делами, по которым велось следствие.

Увы, и здесь наше законодательство оказалось несовершенным. Нужен закон - примерно такой, что имеется, например, в Италии, в США, в некоторых странах Европы, дающий возможность депутатам парламента знакомиться с уголовными делами. Особенно с теми, что касаются высших чиновников страны.

У нас же права парламента, к сожалению, урезаны.

На заседании этой комиссии я был трижды. Первый раз - при обсуждении ситуации, связанной со мной, во второй - при разборе важных коррупционных дел и в третий раз - на этом заседании мы были вместе с Катышевым посвященном законности освобождения меня от должности.

Что касается последнего вопроса, то решили: надо дождаться решения Конституционного суда и судов общей юрисдикции.

История моя, похоже, задела самых разных людей. Писем, телефонных звонков, разговоров, интервью была уйма. Люди старались поддержать меня... А с другой стороны, в голову все чаще и чаще заползала печальная мысль: "Члены Совета Федерации разъедутся на летние каникулы, и я вновь останусь один со своими проблемами. Как, собственно, это уже бывало не раз".

И что ждет меня в дальнейшем, будет ли у меня эта работа, либо будет какая-то другая, никто не знает.

Когда я еще лежал в больнице и вел себя "тихо", ко мне несколько раз приезжал Путин и как-то, разоткровенничавшись, сказал мне, что "семья" довольна моим поведением.

Тогда-то он и сообщил, что меня хотят назначить послом России в Финляндию - отправить, так сказать, в почетную ссылку.

- Не поеду, - сказал я твердо.

Путин удивился:

- Почему?

- Дочь учится в вузе, бросать нельзя, теща - инвалид... Да и в возрасте. Тоже бросать нельзя. Не поеду.

- Тогда кем бы вы хотели быть?

- Нормальная работа для меня - директор института. Та самая работа, которую я уже выполнял.

В этой ситуации контакты с Путиным были важны для меня еще и потому, что это были контакты с Татьяной. Я понимал: Борис Николаевич пребывает в некоем младенчестве, он неадекватен, Татьяна для него все - и глаза, и уши, и мозг, и записочки в кармане для ориентации, поэтому надо настраиваться на нее, и, пожалуй, только на нее... Сама она на контакт не шла и для этой цели выделила Путина.