Все это помогает понять, насколько необходимым для меня, для всех нас было получить точную информацию о том, что и как было сказано и воспринято в разговоре сугубо конфиденциальном, с упоминания о котором я и начал эту главу моих воспоминаний. Российская разведка, и так достаточно стесненная в действиях на Аравийском полуострове вследствие ряда причин, перечислять которые тут вряд ли уместно, – разведка не могла нам помочь хотя бы потому, что ее людей – начиная с тех, чьей крышей служило мое посольство – никак нельзя было даже косвенно подключить к этой операции: они быстро докопались бы до сути дела – после чего меня, во всяком случае, мгновенно нейтрализовали бы одним из множества существующих для того способов. Это, как поймет каждый, ни в малой мере не входило в мои планы. Надо было, следовательно, действовать по иным каналам – и действовать быстро и наверняка, делая, как говорят шахматисты, единственные ходы в разворачивающейся блиц-партии. Хорошо, что я, предвидя подобную ситуацию, заблаговременно постарался наладить кое-какие нештатные связи. На Востоке в еще большей, пожалуй, степени, чем в западном мире, всякая вещь имеет свою цену, хотя далеко не обязательно – в денежном выражении. Надо только четко знать, что ты хочешь купить, кто может это продать – и на каких условиях. К счастью, я работал на Востоке уже достаточно долго, знал многие обычаи и некоторые ходы-выходы; уже не первый год я вел картотеку – о существовании которой не знал, я полагаю, ни один человек, она и хранилась даже не в посольстве, а в моей резиденции, и не в моей персоналке, а, надежно защищенная от постороннего любопытства, – в памяти того компьютера, которым пользовался мой домоправитель для хозяйственных, бытовых и прочих мелких надобностей. Я использовал эту машину по ночам, когда все в доме предавались сну; но если бы кто-нибудь даже пробудившись в неурочный час узрел меня на кухне – вряд ли что-либо заподозрил бы: всем было давно известно, что я иногда просыпаюсь среди ночи, и единственным средством снова себя убаюкать является легкий – уж и не знаю, ужин или завтрак, короче говоря – я иду в таких случаях на кухню и что-то соображаю: пару яиц или бутерброд-другой – только без кофе, разумеется. И даже если бы я при этом был замечен в операциях с компьютером, это тоже заранее получило свое объяснение: поглощая свои бутерброды, я имел обыкновение проверять счета, просматривать расходы – это, кстати, являлось необходимостью, иначе персонал крал бы значительно больше; а под моим контролем они воровали ровно в той степени, в какой я им это позволял (позволял для того, чтобы каждый понимал, что судьба его в значительной степени зависит от меня: воруют все, но застигнутый на месте преступления, да еще неверным, пострадает согласно шариату – шариат же шутить не любит). Таким образом, с кухонного компьютера я снимал двойной, а может быть, даже тройной урожай.