Вариант «И»

– О, в этом я более чем уверен. Но выполнение моей просьбы не потребует больших затрат времени – при этом могу обещать: принесет вам немалые выгоды. Теперь и в будущем. Сейчас я прошу только, чтобы вы меня выслушали.

Соглашаясь, я пока что не рисковал ничем. Так, во всяком случае, мне подумалось.

– О’кей, – сказал я. – Пожалуй, вон в том углу нас будут меньше беспокоить.

Указанное мною пространство находилось близ оркестра, затруднявшего подслушивание. Стирлинг оценил мою предусмотрительность и кивнул.

Очень кстати подвернулся официант. С бокалами в руках мы после непродолжительных маневров добрались до выбранного места. Здесь можно было перекинуться словом-другим, не делая тему беседы всеобщим достоянием. Разумеется, тут не хватало условий для серьезного разговора, и самым разумным оказалось бы – назначить время и место настоящей встречи; но похоже, что ему не терпелось добиться полной ясности относительно моего статуса, чтобы уже на ее результатах строить планы дальнейшего общения со мной.

– Как вам нравится сегодняшняя Москва? – спросил Стирлинг таким тоном, словно был полномочным представителем этой страны и этого города, или хотя бы его жителем на протяжении лет этак десяти. Это было, конечно, несколько нахально, но я лишь внутренне усмехнулся.

– Продолжает меняться, – ответил я. – Даже быстрее, чем я ожидал. Но я не уверен – к лучшему ли.

– То есть, вы полагаете, – к худшему?

– Нет. Я ведь сказал: не уверен. Не знаю. Очень давно не бывал здесь. Вот осмотрюсь, тогда смогу сделать какие-то выводы. Но что-то мне, во всяком случае, нравится – если говорить о деталях.

Я провоцировал его на выпад; он воспользовался подставкой.

– Вы уверены, что нравится? – спросил он серьезно. Я столь же серьезно ответил:

– Судите сами. Город строится; и на этот раз, впервые, быть может, за всю свою историю, строится хорошо, на высоком современном уровне. Не думаю, что увиденное мною здесь своей архитектурой, качеством постройки и отделки хоть немного уступает тому, что воздвигается – ну хотя бы на вашей родине. Можно, конечно, дискутировать о стиле, но не более того.

– Не слишком ли поспешное суждение? Вы не живете здесь уже двадцать лет…

– Двадцать один, если быть точным.

– Тем более. Неужели за это время вы, обитая на Западе, не выработали объективного взгляда на то, что происходит в этой стране?

– Напротив, считаю, что именно это мне и удалось.

– Мне рекомендовали вас как специалиста по новой ситуации в России. Откровенно говоря, не знал за вами таких достоинств. Но что вы – видный журналист, было нам известно и раньше, мы обратили на вас внимание достаточно давно. И, скажу прямо, нам всегда нравилось то, что вы писали об этой стране, ее проблемах и способах их разрешения.

Я и в самом деле временами писал жестковато; так было нужно.

– Ну, может быть, все эти характеристики весьма преувеличены; но, собственно, какова тема нашего разговора? Могу вам чем-нибудь помочь? Буду рад – в свободное время, разумеется.

На его лице обозначился намек на улыбку; вероятно, она должна была означать: «Да какое же свободное время может быть у нас с вами…»

– Специалисты мне назвали именно вас. И, кстати, я верю, что вы обладаете достаточной информацией для серьезных выводов. Вы ведь, не сомневаюсь, давно уже стали европейцем, вы не азиат, не так ли?

– Мое мироощущение, как и большинства моих соотечественников, всегда зависит от географических координат, – ответил я. – В Европе мы чувствуем себя европейцами. В отличие от вас, в любой точке продолжающих ощущать себя американцами – и никем другим. Если говорить точнее – мы хотели быть европейцами. Я бы сказал даже – очень хотели. И не наша вина в том, что этого не произошло. Хотя многим порой уже представлялось, что суп сварен.

– Ну а вам не хотелось бы отведать этой похлебки? Не там, где вы провели столько лет, а тут, дома?

– М-м… Вопрос несколько неожиданный. Допустим, я не отказался бы попробовать ложку-другую. Но мне кажется, что поезд с этим вагоном-рестораном уже ушел.

– А мне представляется, что мнение старого континента может еще измениться. Это, кстати, не только мое мнение. Если, конечно, Россия и сама все еще хочет того же.

– Трудно сказать. Может быть, если бы найти способ внушить ей, что смотреть надо все-таки на Запад, тенденции могли бы измениться. Но каким путем?

Стирлинг внимательно посмотрел на меня.

– Путь один: создание мирового общественного мнения. Россия даже и сегодня все еще достаточно восприимчива к нему. Бескровный путь.

– Ага, – стал я соображать вслух. – И для участия в создании этого общественного мнения вам, кроме прочих, понадобился я?

– Как нам известно, у вас есть читатели – и в России, и в Европе, что для нас одинаково важно.

– Следовательно, вы хотите, чтобы я что-то написал?

– Всякое дело должно выполняться специалистом, мистер Вебер.

– Что же именно? И для кого?

– Не беспокойтесь, для кого – это наша забота. Зато вы сразу выйдете на широкий мировой простор.

– Заманчиво. Ну и?..

– Ну и, разумеется, ваш труд будет соответственно вознагражден. Поверьте мне: такие гонорары вам и не снились.