С отцом Дан виделся не часто. Что там у них случилось с матерью, Дан не знал, но отец ушел от них, со скандалом ушел, когда Дан ещё учился в школе, в 6 классе. У отца теперь была другая семья и Дан, давно, перестал винить его в чем-нибудь. Дан иногда бывал в гостях у него, особых отношений не сложилось, но Дан видел, что отец рад ему.
С сестричкой Дан тоже виделся редко. Особенно в последние годы. Выйдя замуж, она оказалась довольно далеко от них. И сейчас, по идее, в том 21 веке, который оставил Дан и который теперь уже, наверное, параллелен этому, где история пошла по другому пути, сестра должна находиться с мужем в Чехии, куда ее мужа отправили в командировку. А, если параллельных миров не существует, тогда в том государстве, какое сейчас на месте Чехии… Связь с ней Дан обычно поддерживал при помощи редких общений в интернете, ибо болтать по телефону не он, ни сестра особенно не любили, только, если что срочное…
И мама… Замуж она, после ухода отца, второй раз так и не вышла, но через несколько лет, неожиданно, открыла в себе талант актрисы. После чего поступила в народный театр и с тех пор она гастролировала по городам и весям чаще, чем бывала дома. То есть, и ее, Дан, видел в последнее время довольно редко. По поводу же всех прочих родственников, Дан даже не заморачивался. Нет, они, конечно, были и где-то жили, но Дан видел их очень редко. Правда, теперь он их, вообще, никогда не увидит, ну, и бог с ними. Короче, отсутствие в этом мире отца, матери и сестры, а также прочих родственников и знакомых пока Дана не грызло, ведь, он привык быть один. Может потом… Позже… Захочется взглянуть им в глаза, сказать что-нибудь и услышать ответ… Обнять их… Хоть разочек.
Дан скрипнул зубами: — У-у, все-равно, ничего изменить нельзя!
От нахлынувших чувств Дан не сразу понял, что лежит, укрытый одеялом из шкур и, закинув-подложив одну руку под голову. И что эта рука у него давно занемела. Он высвободил руку и пару раз сжал и разжал кулак, дабы кровь живее заструилась по венам. Занемевшую руку сразу закололо множество маленьких иголочек.
Неожиданно сопение рядом прекратилось, в следующее мгновение из темноты появилось бородатое лицо Домаша. Почти тут же к Домашу присоединилась «варежка» Семена.
— Ты как? — почему-то тихо спросил Домаш, всматриваясь в Дана.
— Живой, — также шепотом, на всякий случай, отозвался Дан. И поинтересовался: — А что случилось? Почему шепотом?
— А-а, забудь… — уже нормальным голосом сказал Домаш. И спросил: — Голова не болит?
— Нет, — уронил Дан. — А что, должна?
Внезапно рядом с Домашем и Семеном материализовалось еще несколько физиономий. Притом из них Дан знал только Лаврина и Вавулу, остальные две, со спутанными длинными бородами и в темных, почти упирающихся в низкий свод сарая, клобуках на головах, были ему незнакомы.
Домаш наклонился ближе к Дану.
— Ты помнишь, что с тобой произошло? — медленно, с расстановкой, спросил Домаш.
— Помню, — ответил Дан, — не волнуйся. Я еще не сошел с ума. Нас с тобой подловили за воротами какие-то урки.
— Ты брось эти свои словечки, тати это были, по нашу душу.
— Да, — с интересом спросил Дан, — а чего же мы тогда живы?
— А я бы не сказал, что ты сильно жив, — с кривой ухмылкой уронил Домаш и выпрямился. — Ты два дня без памяти тут провалялся.
— Сколько? — даже приподнялся на лавке Дан.
Незнакомые суровые физиономии оттеснили Домаша.
— Молитвы владыки нашего Ионы услышал господь, — громко, густым басом, сказал обладатель одной из них, тот, что был весьма габаритен, — ожил раб божий Дан. — И также, как Домаш, посмотрел на Дана. Внимательно посмотрел. После чего, обращаясь к обладателю второй, обезображенным шрамом, физиономии, произнес: — Брат мой, мы больше здесь не нужны. Пойдем, пусть эти люди поговорят с ним. А мы дождемся утра и отнесем благую весть наставнику нашему. — С этими словами незнакомые лица исчезли. Дан услышал только небольшой шорох и звук опустившихся, неподалеку, на лавку тел.
— Кто это был? — слегка обалдело спросил Дан у вновь возникших на месте незнакомцев Домаша, Вавулы, Семена и Лаврина.
— Монахи полка архиепископа Ионы, — ответил за всех, по праву старшего, Домаш.
— Какие-какие монахи? Из какого полка? — не понял Дан. — Они-то здесь причем? И хватит всем на меня таращиться!
— Действительно, — согласился с Даном Домаш, — Лаврин, Семен, Вавула, идите досыпайте, вон, до утра уже всего ничего осталось.
— Как скажешь, хозяин, — от имени Вавулы, Лаврина и себя самого, произнес Семен, — но, если что зови.
— Идите, идите, — пробурчал Дан, — Нечего на меня смотреть, как на ожившего покойника.
— Живой, теперь точно знаю, что живой, — даже в темноте Дан ощутил, как радостно оскалился Семен и заулыбались все остальные, в том числе и Домаш… Ушли мужи новгородские, судя по звукам, не дальше, чем монахи и устроились досыпать тоже где-то неподалеку.
— Ну, и что это за светопреставление? — повторил вопрос Дан.