М. Л.: – Вы же не знаете, где делают этот виски, никто же не занимается этим, у нас ведь нет таких органов, которые пробуют – настоящий это скотч или поддельный. Может, его в Мытищах делают. Наклейки, бутылка – это все вопрос техники. А вина, они тем более фальшак. Вот у нас внизу, слава Богу, в магазине большой выбор. Но ведь хорошее вино в Москве стоит не менее, чем триста – триста пятьдесят рублей, а то и пятьсот. Вот обычная испанская «Риоха». Я ее очень люблю, и на Западе ее можно купить где-то за сто пятьдесят рублей в переводе на наши деньги. А у нас цены взвинчивают жутко. Я, например, не могу себе позволить пить по три бутылки вина в день, как парижский клошар. То есть, наверное, мог бы, если продался иностранной разведке, но мне уже нечего продавать, правда? (Смеется.) И платят плохо.
Е. П.: – Они или мы?
М. Л.: – Все. Шефу русского отдела ЦРУ, нашему агенту Эймсу, который передавал черт знает какие секреты, заплатили всего-навсего миллион за семь лет. Это что, много что ли?
Е.П.:-Рублей?
М. Л.: – Долларов. А он сдал двенадцать агентов КГБ. Это же смешно! Расскажите об этом «новому русскому», и он будет хохотать.
Е. П.: – Пока что старый русский хохочет. (Хохочет, потом лихорадочно считает.) Миллион за семь лет. В год – 120 штук, в месяц – десять штук. Неплохо, если, вдобавок, налогов не платить…
М. Л.: – А мы вообще держались на идейной агентуре всегда. Ким Филби вообще от денег отказывался, как и его коллеги, вся знаменитая на весь мир английская «пятерка шпионов» из высшего общества. Бывший сотрудник английской разведки Блейк живет теперь в доме напротив меня, он тоже денег никогда не брал. Они все идейные были, марксисты, считали ниже своего достоинства получать за свой энтузиазм деньги. Вот если на оперативные расходы, ну, в смысле с кем-то надо встретиться и потратиться для дела, тогда – можно. Сталин приказал сразу после войны каждому из «пятерки» пенсию назначить «за выдающиеся заслуги», так они все отказались. «Не надо нам никакой пенсии. Мы служим великому делу социализма против проклятой капиталистической Англии». И я их понимаю, потому что если бы и я жил в эпоху, когда зарождался фашизм, когда правительство Чемберлена шло на смычку с Гитлером, делило Чехословакию, я бы тоже ненавидел это правительство, если бы имел такие убеждения, как они. Они были левые, полулевые – зачем им нужна была такая капиталистическая Англия? Другое дело, что у них чересчур много иллюзий имелось на наш счет – они ведь никогда не были в Советском Союзе. До поры до времени идеализировали Сталина. А потом уже, когда «коготок увяз», трудно было восставать.
Е. П.: – Мне один австриец-славист рассказывал, как мальчонкой состоял в австрийском комсомоле, бредил эсэсэсэрией, за свои комсомольские успехи был премирован поездкой в Москву, откуда вернулся законченным антисоветчиком, насмотревшись на нашу развеселую жизнь тех лет, когда, как вы пишете в одной из своих книг, дорогущее виски «Шивас Ригал» стоило 15 брежневских рублей, а маэстро из вашей Конторы Глубокого Бурения «не оставляли стараний» и вовсю прессовали «шибко умных» советских граждан вроде Сахарова.
М. Л.: – А вообще-то все приличные люди прошли через социализм и коммунизм. Вот писатели. Назовите мне хотя бы одного нашего нынешнего классика, который этим не соблазнился. Ну, может быть, Булгаков исключение. А Платонов? И «Котлован» и «Чевенгур» – не антисоветские книги. А возьмите моего любимого Замятина, которого выслали из СССР. Я долго думал, как и все, что «Мы» – это пасквиль на Советский Союз. Да ничего подобного! Это – пародия на Англию. Страну, которая постепенно, в результате прогресса, превращается в механизированную и тоталитарную, где все расписано вплоть до того, когда трахнуть жену.
Е. П.: – Интересная мысль! Но написано-то это все было в Совдепии… Хотя, с другой стороны, тогдашняя советская жизнь скорее располагала к сочинению рассказа «Пещера» об одичавшем питерском интеллигенте.
М. Л.: – А что, Бернард Шоу очень любил консервативное правительство? Или Герберт Уэллс был неискренним, когда писал, что ему приятны кремлевские звезды? Единицы ПОНИМАЛИ, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ У НАС ТВОРИТСЯ. Например, философ Бертран Рассел, как его не ублажали в Москве, вернулся и заявил, что большевиков терпеть не может. И на всю жизнь остался «врагом». А в основном-то все ДЕЙСТВИТЕЛЬНО любили Страну Советов. Андре Жид – как поздно разочаровался. Я уж не говорю о Ромене Роллане, Анри Барбюсе. А Камю, что ли, не переболел коммунизмом?
Е. П.: – Тут дело не в писателях, а в том, что весь мир участвовал в пиршестве коммунизма. Только они все быстро-быстро из-за стола выскочили, а России пришлось за всех платить. Впрочем, вы МГИМО закончили, белый свет повидали и в этих вопросах конечно гораздо более информированы, чем я…
М.Л.: – Да ладно уж…