Вариант сублимации. Книга 1

А разве Вы – не тема? Тоже женского рода.

Пожалуйста, ещё, на выбор: «любовь и смерть, добро и зло, что свято, что грешно»(28).

Можно и «о сливовых косточках», «…о снах, о книгах» (29). О смерти – «невольно к этим грустным берегам меня влечёт неведомая сила»(4).

Но что бы Вы, голубушка, ни говорили и как бы ни сопротивлялись, а «человек – животное пАрное»(30). Однако, в «дружбу» между мужским и женским не верю почти категорически, полагая это извращением природы, какая бы сторона её ни предложила. Мужик это воспримет однозначно, как отказ от «сотрудничества». М и Ж – кошка и собака. Какая дружба? Но люди – человеческие «кошки» и «собаки», поэтому: либо отношения взаимности (но не так, как в «Государстве» Платона) или флирт – не может человек, чтобы без сдобы (даже в церкви опресноки запивают кагором), и не замыкается на кирхе, киндер, кюхе.

Уже Вам докладывал, гражданин начальник, что вторгся на Вашу страницу, застенчиво зажмурившись на все Ваши прелести, в т. ч. и на цифровые. Могу только повторить, что фотография у Вас прежняя была – жуть (прошу пардону, «такой я человек, и всё такое прочее, но я вовсе не об этом»(24).

«Хирургическая косметология»… Обычно спрашиваю: зачем? и что потом? Вера Васильева, Валентина Талызина, Барбара Брыльска, Ирина Муравьёва – обходятся без хирургии.

А вот по-Мечникову («Этюды о жизни») человек запрограммирован на 120 лет биологической жизни. Следовательно, 50–60 – это юность. Так надо ли удивляться Вашему папе и крутить пальцем у виска?

У Сократа спросили лекарство от любви с первого взгляда, тот ответил:

– Внимательно посмотрите второй раз. Смотрите, как учил Сократ или, как Раневская. И будет Вам счастье…

«да, я собственница

О Вашем «Рубиконе»: «важно не то, какие дороги мы выбираем, а то, что внутри нас заставляет выбирать эти дороги» (31). У Писемского со ссылкой на Жорж Санд (это не М, это Ж):

– Сила любви заключена в нас самих и никак не обусловливается достоинством любимого человека, которого мы сами украшаем из собственного воображения и таким образом любим в нём свой призрак.

Это, как раковые клетки: они присутствуют в каждом человеке, и идут в рост при благоприятных для этого условиях. Понятно излагаю?

А что же Вы будете делать, когда Вам не повезёт и Вы станете-таки «собственницей»?

«Обычно все М «зациклены» на «первой любви». У Вас как с первой любовью?

А вот «как».

«Образ первой любви»

Дверь из групповой комнаты, если её открыть, а открывалась она наружу, в небольшой холл, образовывала с перпендикулярными стенами замкнутый треугольник, некое подобие алькова, где и разместился кое-как со своей Мальвиной. Свои трусики девочка предусмотрительно сняла (возможно априори и раньше меня была наслышана о монологе под телегой), а может и вообще не надевала (в предчувствии танцевальной моды семидесятых годов). Я приподнял край платья или Мальвина это сделала сама, повернувшись ко мне спиной, – это у меня не отчётливо. Но как сейчас помню: присев, прикусил её левую бело-розовую полусферу. Не уверен – было ли это проявлением моего любовного пыла в настоящем или женоненавистничества – в отдалённом будущем, но то, что пушкинская болтливость моей Дульсинеи повлияла на последнее – можно предположить с некоторой долей вероятности. Дальнейшее продвижение наше по пути любви у меня как-то не отложилось.

Лирико-медицинское отступление.

Зато помню, как в больнице им. Семашко меня лишили – нет, не того, что Вы по своему натурализму могли подумать – тогда в свои 11 лет вообще был нецелованный.

Замечательная баба с очень распространённой русской фамилией Гец отхватила мне миндалины и, для полного счастья, выдрала аденоиды, извините за интимные подробности. А запомнил её ещё по огромному кулаку – с мою голову – который она демонстрировала перед моими глазами, оперируя своими страшно блестящими железками, когда меня, ничего не подозревающего (мне ещё и мороженое обещали) держала на своих вместительных коленях, прижав к своему сердцу, русская красавица, сошедшая с кустодиевских картин, а я, как бурсаки Помяловского, Нарежного и Гоголя, вместе взятые, орал благим матом от боли и, по своей наивности – от неожиданности её – вместо мороженого. Запомнил, потому что – правда, поцелуи быстро забываются, а добрый еврейский кулак – на всю оставшуюся жизнь, т. к. – тьфу, тьфу, тьфу – как бы не сглазить, ангиной перестал болеть кардинально.

Окончание «образа первой любви».