Он отошел чуть в сторону, глянул на железную дорогу, что вела к людям. Помедлил. Круто развернулся.
– Но я оказался с этой стороны!
Товарищи молчали.
– Я ухожу обратно в сопки, чтобы найти Смердина. Не осуждайте!
Никто и не думал произносить слова упрека. А Лишнев не мог не высказать то, что наболело.
– Марат! Помнишь, на острове ты рассказывал про солдата, которого изнасиловали враги? Его бросили умирать, а он выжил. И потом каждую ночь, с ножом, уползал за линию фронта. Под утро возвращался, руки по локоть в крови… Помнишь? Вот и мне пора. За линию фронта. С ножом.
– Смердин далеко не главный, – вырвалось у Димы. – Те, кто за всем этим стоят, высоко забрались. В Москве они.
– Понимаю, – отозвался спецназовец. – Я не говорил, что собрался зазимовать тут, в сопках. Мне б только Смердина найти. Разузнать у этой гниды: кто над ним? Кто приказы отдавал? А потом – и в Москву двину, если что.
– Дай нож! – попросил Марат.
Лишнев молча вытащил клинок убитого солдата. Доценко взял его в руки, взвесил, и вдруг резко чиркнул острием по ладони. Потом вымазал лезвие в крови.
– Это не от меня, – пояснил он, возвращая оружие Константину. – От Зины.
– И от меня! – Клоков, вслед за Маратом, «дернул» ножом по ладони, выпачкал металл красным.
– Пусть Господь даст тебе силы, – добавил Святослав, вслед за товарищами оставив кровь на лезвии.
– Слава! – полушутя-полусерьезно заметил Константин. – Я убивать иду. А ты, вроде как, священник. Я слышал про заповедь: «Не убий!». Почему ты не осуждаешь меня?
– Тысячи раз бывало так, что священник благословлял воинов перед смертельной битвой с врагом… – медленно проговорил Фокин. – Они шли убивать, но не ради смерти. Ради жизни тех, кто оставался за спиной. Ради своей державы…
Священник глянул на товарищей.
– Те, кто обрек нас на муки, – не люди. Они не могут быть верными слугами отчизны. Они – убийцы! Найти и покарать таких – светлая миссия воина.
– Фу! – шумно выдохнул Марат. – Знаете, увлеклись мы тут мистикой да патетикой. Давайте прощаться, что ли.
Он по очереди пожал руку всем бывшим сотоварищам. Постоял секунду, будто хотел что-то добавить, но лишь махнул ладонью. Резко повернулся, двинулся в сторону железной дороги. И вдруг бросился обратно.
– Черт! Забыл! – Марат выхватил из кармана полиэтиленовый пакет с деньгами, отложил две сотенные купюры, остальное протянул Лишневу. – Бери, Костя!
Тот отмахнулся. Отрицательно замотал головой.
– Бери-бери! – приказал Доценко. – Тебе нужнее! И до Москвы добраться, и какое-никакое «оборудование» купить, для охоты. Кстати, вот еще сухари! Запасные обоймы для «калаша». Ствол я в канаве утоплю. И на первое время мне пары сотен зеленых хватит. Теперь все!
Он быстро двинулся прочь от товарищей, которые смотрели ему вслед. Уже поравнявшись с покосившимся сараем, обернулся, сделал себе «рожки»:
– Ме-е-е!
И тут же, без колебаний, Марат шагнул за строение. Пропал из виду.
– Придурок! – грустно произнес Константин Лишнев. – Ну что, хлопцы, давайте прощаться?
– На вот, – Святослав Фокин подал спецназовцу свои доллары. – Марат правильно рассудил. Тебе нужнее. Прости, что сухари не отдаю. Съел…
– И мои забирай! – поддержал Клоков. – И еду, и деньги. Мне сотни долларов хватит, чтоб до Питера добраться. В любом случае, билет меньше стоит.
– Спасибо, – Константин пожал им руки.
Подхватил вещмешок, набитый запасными обоймами, повесил АКМ на плечо. Небольно ударил кулаком в плечо Дмитрия. Поклонился Святославу.
Вскоре Фокин и Клоков потеряли из виду и его. Только спецназовец ушел в другую сторону, нежели Доценко. Дима посмотрел на священника.
– Святослав! Почему сердце рвется на части? Почему я не знаю, как быть? То мне хочется исчезнуть, поселиться где-то на необитаемом острове, где нет людей… Забиться в щель. Забыть обо всем. Не думать. То мне хочется догнать их! Костю и Марата. Догнать и вернуть!
– Время уходит, – грустно отозвался Фокин. – Даже если ты попробуешь задержать его, ничего не получится. Оно все равно уходит. То, что было настоящим, становится прошлым. Ты можешь прикоснуться к нему лишь в воспоминаниях. Или во сне. То, чего не было, становится настоящим, вытесняет прожитое. Заполняет твое «я». Заставляет думать о новом. Постепенно это новое становится важнее прошлого.
– Но я не хочу! – в отчаянии воскликнул Дима. – Я не хочу… так!
– Мы не властны над этим. Увы… Таков наш крест. Давай прощаться?
– Святослав! Как жить дальше? Кто мы, люди? Нелюди?
– Как-то раз на острове, где жило племя туземцев, встретились вождь маленького народа и англичанин, наблюдавший за аборигенами. Речь меж ними зашла о культуре…
«Помилуйте! – воскликнул ученый из Великобритании, считавший себя образованным, воспитанным человеком. – О какой культуре вашего племени может идти речь?! Ведь вы даже сморкаетесь в листья! А потом бросаете их на землю!».
«А разве можно говорить о том, что твой народ обладает культурой, белый человек? – ответил вождь. – Вы сопли заворачиваете в белую тряпочку! И целый день, а то и больше, носите с собой в кармане!».