Анна не отвѣтила. Кондукторъ и входившіе не замѣтили подъ вуалью ужаса на ея лицѣ. Она вернулась въ свой уголокъ и сѣла. Чета сѣла съ противоположной стороны [и] съ трудомъ, изъ учтивости, удерживались отъ желанія оглядѣть ея кружева и платье и вообще выказывавшее принадлежность къ высшему, что они, свѣту. Мужъ спросилъ, позволитъ ли она курить? Она сказала «да» и рада была, что въ вагонѣ была не одна. Ужасъ ея прошелъ, но тотъ же туманъ былъ въ головѣ, какъ и дома, какъ и при выходѣ изъ коляски. Мужъ съ женой говорили по французски о томъ, что имъ не нужно было говорить, – для нея. 2-й звонокъ, шумъ, крикъ, смѣхъ, продвиженье багажа, 3-й звонокъ, свистокъ, визгъ паровика, рванула цѣпь, и покатился мимо смотритель въ красной шапкѣ, дама въ лиловой шляпкѣ, мужикъ въ ситцевой рубахѣ и уголъ станціи, и плавно, масляно зазвучали по рельсамъ колеса, и чуть выкатились вагоны на свѣтъ, какъ Анна опять почувствовала присутствіе свѣта и опять стала думать: «Да, на чемъ я остановилась? Что жизнь наша невозможна, потому что мы идемъ въ разныя стороны, и поправить дѣло не можетъ ничто. Да и поправлять чувство нельзя. Прежде я говорила себѣ, что все спасла бы смерть Алексѣя Александровича, потомъ и этаго не нужно стало, и я говорила себѣ, да, я помню, когда свѣча потухла, что моя смерть развязала бы все. Но теперь я вижу, что зачѣмъ же мнѣ развязывать ихъ. Ихъ нѣтъ для меня. Я одна есть. И я запутана, я гадка, жалка самой себѣ».
– Какой ты эгоистъ однако, – сказала по французски дама, особенно грасируя, потому что она думала, что это особенно хорошо. – Ты только для себя, стало быть, хочешь удобства.
И эти слова какъ будто отвѣтили на мысль Анны. «Да, только для себя, – сказала она себѣ, – потому что я только себя чувствую». И вмѣстѣ съ тѣмъ она, глядя на краснощекаго мужа и жену, поняла, что жена считаетъ себя непонятой женщиной, болѣзненной, а мужъ обманываетъ ее и поддерживаетъ въ ней это мнѣніе о себѣ. Она какъ будто видѣла ихъ исторію и всѣ закоулки ихъ души, перенеся свѣтъ на нихъ. «Да, только для себя. Но я, живая и просящая у него, какъ милости, любви, я противна; но я умершая, сама умершая по своей волѣ, потому что я поняла ложь своего положенія и не хочу въ ней быть, я прекрасна, я жалка. И надо умереть по своей волѣ, – совершенно спокойно продолжала она думать. – Свѣчѣ потухнуть, и отчего же ее не потушить, когда смотрѣть больше нечего, когда гадко смотрѣть на все это? Зачѣмъ этотъ кондукторъ пробѣжалъ по жердочкѣ? Зачѣмъ они кричатъ, эти молодые люди, въ томъ вагонѣ? Зачѣмъ эти все говорятъ? Все неправда, все ложь, все обманъ. Но какъ?»
Когда поѣздъ подошелъ къ станціи, Анна вышла и подошла къ Начальнику станціи.
– Далеко въ имѣнія Вронской?
– Близко съ. Вамъ туда угодно? Экипажъ есть. Петровъ, посмотри, есть коляска? Графъ Вронской тутъ сейчасъ были; они опоздали на поѣздъ въ Москву. Сейчасъ будетъ коляска.
– Благодарю васъ.
Анна вышла на платформу въ то время, какъ поѣздъ отходилъ дальше. Опять у ней все спуталось въ головѣ, и она смутно помнила послѣднюю мысль, на которой она остановилась: «Какъ?» Она, къ удивленію сторожа, прошла платформу впередъ и стала возвращаться. Вдругъ затряслась платформа. Аннѣ показалось, что она ѣдетъ опять. Опять все освѣтилось; подходилъ товарный поѣздъ. Она быстрымъ, легкимъ шагомъ подошла къ краю платформы, прошла локомотивъ. Машинистъ въ курткѣ посмотрѣлъ на нее. Большое колесо ворочало рычагомъ. Она вспомнила первую встрѣчу съ Вронскимъ и смерть раздавленнаго человѣка. Она смотрѣла подъ рельсы. «Туда, и свѣча потухнетъ, и я прекрасна и жалка».
Первый вагонъ прошелъ, второй только сталъ подходить. Она перекрестилась, нагнулась и упала на колѣни и поперекъ рельсовъ. Мужичекъ что то дѣлалъ въ желѣзѣ, приговаривая. Она хотѣла вскочить, но свѣча, при которой она читала книгу, исполненную тревогъ, счастья, горя, свѣча затрещала, стемнѣла, стала меркнуть, вспыхнула, но темно, и потухла.
* № 186 (рук. № 100).
«Нѣтъ, я безсмысленно раздражительна, – сказала она себѣ. – Этаго не будетъ больше. Сейчасъ же я примирюсь съ нимъ». Она надѣла халатъ и хотѣла идти къ нему, когда услыхала его приближающіеся шаги. Но какъ только она услыхала его шаги, она уже почувствовала торжество побѣды и удержала свое чувство. Когда же она увидала его искательный взглядъ, она объяснила себѣ это тѣмъ, что онъ былъ виноватъ, а виноватъ онъ могъ быть только тѣмъ, что онъ не любилъ уже ее, а любилъ другую. И, опять похолодѣвъ къ нему сердцемъ, она сѣла у туалета, какъ бы занятая укладываніемъ своихъ колецъ и какъ бы не желая замѣтить его.