Варианты Морозова

Как ему хотелось первенствовать! Хотя бы в малом, хотя бы на крошечном участке отстающей шахты. Как хотелось стать самостоятельным и независимым!.. Ему была нужна карьера. Наконец он признался себе — карьера, чтобы заполнить пустоту, разверзшуюся после развала «Ихтиандра», чтобы не быть подручным у невежды, чтобы чувствовать свою ценность и ощущать бег жизни. Да, его цель изменилась. Отныне это была карьера. И Морозов мог бы сказать в связи со своим новым назначением: «Мне вдруг повезло», но он был далек от такой мысли и не испытывал радости. Наоборот, он понимал, что теперь, приняв должность, он обязан принять и условия игры.

Константин начинал новое дело с тяжелой душой. Что-то выходило совсем не так…

Он спросил себя: почему он противится Зимину, ведь ничего страшного не случится, если они поедут к Рымкевичу?

«Я ошибся, — подумал он. — Пошли они к черту с этой карьерой, этим назначением и всем этим дерьмом! Играйте без меня. Это иллюзия жизни и приманка для трусов. Я чуть было не купился на нее. А что может быть больше жизни?.. Без меня! Теперь-то уж без меня». И, решив так, Константин спустился в подземелье вместе с рабочими второй смены.

Спустя четыре часа Морозов выехал на-гора: прослойку алеврита благополучно миновали. Ей было сто миллионов лет, она образовалась тогда, когда земля была безлюдна, а время измерялось геологическими периодами. Но миллионы лет, заключающие в себе движение моря, подъем древнедонецких гор, дыхание вулканов, тихий рост могучего леса на склонах, — эти миллионы являлись песчинкой в сравнении с тридцатью годами Константина Морозова.

Он поднялся на поверхность, переоделся и уехал домой.

Он гордился собой.

…А Зимин поехал к Рымкевичу один, но не был им принят.

Сергей Максимович вернулся в машину больным. Жгло в желудке. По-видимому, обострилась язва. Держась правой рукой за живот, он мрачно сидел рядом с шофером и задумчиво глядел на сияющие закатным огнем окна треста.

Что движет нашей жизнью?

Он только что совершил ошибку.

Карьера? Слава? Деньги? Семейное благополучие? Нет, все это не полно и потому фальшиво.

Он только что просчитался…

Как игрок, имеющий прекрасную позицию и вдруг теряющий после одного торопливого хода свое преимущество, так Зимин упустил шанс из-за самоуверенности.

В самом главном он был прав, в том, что правила игры, события и причины желаний определяли должность и профессия. Именно должность и профессия! Они вбирали в себя суть человеческой натуры, как мишень вбирает в себя стрелу.

Ошибка Зимина была в том, что от общего закона, ежечасно подтверждаемого делами большинства, отступили сразу два столь разных человека. Одним из них он командовал, другому — подчинялся. Но Морозов не пожелал подчиниться. А Рымкевич отверг неписаное правило, гласившее, что управляющий обязан принять начальника шахты.

Казалось, Зимин еще слышал слова Рымкевича:

«Как? Ты один?.. Нет, один ты мне сейчас не нужен!»

И ему было обидно, как может быть обидно лишь тщеславному и завистливому человеку.

Отыграться на Морозове он теперь мог не сразу, а Рымкевич был недосягаем, и надо было думать, чем поправлять положение.

Дома Зимину стало совсем плохо. Он лежал, закрыв глаза. Ему чудились горящие тяжелым огнем окна и холодные глаза Рымкевича, полуприкрытые сухими складчатыми веками.

Жена сидела рядом с ним на краю тахты, покрытой черно-красным клетчатым пледом. Лицо мужа было бледно-желтым. Она смотрела на его запрокинутую голову с высоким покатым лбом, с приподнявшимися над небольшими залысинами потными темно-русыми волосами, с уродливо крупным носом. Сквозь неплотно закрытые веки просвечивали полоски белков. Глазные яблоки пульсировали.

Она была угнетена небывало резким ухудшением, но ее душа оставалась спокойной. Жене было стыдно перед собой за это странное спокойствие. Она пыталась вызвать жалость к мужу, хотела вспомнить его молодым, компанейским, ждущим радости. И не вспомнила. То, что было у нее в прошлом, этого человека уже не касалось.

— Дай еще таблетку! — попросил Зимин и раскрыл глаза.

— Больше нельзя, — сказала Женя. — Подожди, сейчас отпустит.

— «Отпустит»! — раздраженно передразнил он. — Довела меня своими обедами из кулинарии! Сколько раз я просил: мне нужна диета, у меня сумасшедшая работа… Нет, тебе жалко потратить лишний час!

Зимин был несправедлив к ней. Даже сегодня он видел на плите бидон с простоквашей, из которой Женя откинет творог. Каждое утро он завтракает творогом. Она готовила ему паровые котлеты, овсяную кашу, бульоны и овощные соки… Но обеды из кулинарии тоже были у них в доме. В пятницу в конце дня Женя покупала готовые шницели, гуляш или отбивные и готовила обед для себя и для сына. Она составляла крепкие и острые подливы и соусы из томатов, уксуса, красного перца, чеснока и трех-четырех трав. Зимин макал кончик ножа в такой вкусный соус, морщился и принимался за свою пресную еду; его настроение портилось.