Варианты выбора

И вот сейчас дело было почти сделано. Толстяк уже оставил позади все осложнения, с которыми ему пришлось столкнуться, когда он торговался с Джемпсоном, а также со старым вождем, его шаманом и загадочным белым человеком, живущим в джунглях. Все люди были загадочны, пока не становились известны их мотивы (каждая ситуация осложняется до тех пор, пока вы не выберетесь из рамок норм). Но люди не могли осознать того, что человек просто мог уйти, оставив позади неразгаданные загадки и сложные ситуации. Необходимо было иметь силу воли, чтобы решиться на это, кроме того, стоило больших усилий, чтобы не забивать себе мозги следующими непродуктивными вопросами: каким невероятным образом эта деталь попала в селение в Южной Азии? Кто этот белый человек в джунглях, и почему его интересовала судьба этой детали? Почему вождь пришел к решению именно сейчас, спустя годы бездействия? Почему Джемпсон, этот хитрец, отдал деталь за такую ничтожную цену? Почему никто не помешал толстяку и его спутникам при отправлении? И так далее, и так далее, до бесконечности.

Но толстяк сопротивлялся, он не попался на уловки с наживкой из любопытства. Он знал, что тайна является прежде всего результатом отсутствия информации, и что на все вопросы имелось лишь ограниченное число ответов, бесконечно повторяющихся и всегда банальных. Любопытство убивает. Необходимо лишь избавиться от всех соблазнительных проблем, привлекательных иррациональностей, и делать все в свое время – именно так он и сделал.

Действительно, дела шли неплохо, и толстяк был доволен. Он хотел лишь одного – чтобы исчезла эта ворчащая пустота в его желудке и головокружение.

Улица Обезьян, улица Сумерек, улица Памяти. Какие странные названия выбирали эти люди! Или же это изобретение бюро по туризму? Собственно, это не имело значения, ведь он давно заучил свой маршрут и точно знал, куда ему нужно идти. Он не спеша шел через базар мимо связок сабель, корзин с зелеными и оранжевыми орехами, куч сала, серебрящейся на солнце рыбы, мимо кип хлопчатобумажной ткани, выкрашенной во все цвета радуги, мимо групп ухмыляющихся негров, колотящих в барабаны, фокусников и пожирателей огня, мимо человека, неподвижно сидевшего на земле и держащего на поводке гориллу.

Жара была необычной даже для тропиков, как, впрочем, и запахи – специй, керосина, древесного угля, растительного масла, навоза, а также звуки – незнакомый говор, скрип водяного колеса, мычание скота, громкий собачий лай, перезвон медных украшений.

Были и другие звуки, которые нельзя было узнать, другие, совершенно непонятные сценки. Человек в черной чалме медленно делал глубокий надрез на бедре мальчика с помощью инкрустированного ножа в то время как наблюдавшая за этим толпа хихикала. Пять мужчин сосредоточенно колотили кулаками по полосе рифленого железа, по их рукам текла кровь. Здесь можно было увидеть человека с голубым камнем в тюрбане, медленно выпускавшего кольца белого дыма.

Но больше всего его пугало головокружение, оно заставляло все кружиться и падать влево, внутри образовалась пустота, как будто он потерял нечто важное и интимное. От бизнеса мало удовольствия, когда чувствуешь себя скверно: надо нанести визит доктору в Сингапуре на следующей неделе, а сейчас нужно идти по улице Воров, улице Смертей, улице Забывчивости – черт побери их претенциозность – вниз по улице Лабиринта, улице Желания, улице Рыбы, улицам Завершенности, Орехов, Двух демонов, лошадей, оставалось лишь несколько кварталов до дома Ахлида.

Ему в рукав вдруг вцепился нищий.

– Самую маленькую монетку, о жалостливый, чтобы я мог прожить еще один день!

– Я никогда не подаю нищим, – сказал толстяк.

– Никогда?

– Да, это вопрос принципа.

– В таком случае возьми вот это, – и нищий сунул в руку толстяка сморщенный плод инжира.

– Зачем ты даешь мне это? – удивился толстяк.

– Это вопрос каприза. Я слишком беден, чтобы иметь принципы.

Толстяк двинулся дальше, зажав в кулаке инжир, не решаясь выбросить его, пока нищий мог его видеть, голова у него кружилась, начали дрожать ноги.

Он проходил мимо будки предсказателей судьбы. Дорогу ему преградила древняя старуха.

– Узнай свою судьбу, о господин! Узнай, что с тобой будет!

– Я никогда не позволяю предсказывать свою судьбу, – сказал толстяк.

– Это вопрос принципа. Но тут он вспомнил нищего. – Кроме того, я не могу себе это позволить.

– Твоя цена в твоей руке! – сказала старуха. Она вынула инжир из руки толстяка и провела его в будку. Она встряхнула медный сосуд и высыпала его содержимое на прилавок. В сосуде было около тридцати монет разнообразной формы, цвета и размера. Она внимательно посмотрела на них, затем взглянула на толстяка.

– Я предвижу надвигающиеся перемены, – сказала она. – Я вижу сопротивление, затем уступку, потом поражение и победу. Я вижу завершение и вновь начало.

– Ты можешь говорить более понятно? – спросил толстяк. Лоб и щеки его горели. В горле пересохло, и было трудно глотать.

– Разумеется, могу, – ответила старуха. – Но я не стану этого делать, ведь жалость – это добродетель, а ты мне нравишься.