Адским мучением будет наша неспособность узнать Христа в Лице Жениха и Любовника наших душ. Любое чудесное Его пришествие не будет достаточным, чтобы склонить нас к этому — чудо не смогло этого сделать даже с книжниками и фарисеями. Если на первом плане у нас Закон, мерки юридической «чистоты», мы не сможем узнать Его. Он не может быть тем, кто обнимает нечистых: мытарей, блудниц, блудных сыновей, разбойников. Мы всю свою жизнь потратили на изучение и соблюдение Закона, а Он теперь принимает и любит мерзких нарушителей Закона, ничтожества, париев. Вот человек, который любит есть и пить вино, Друг мытарям и грешникам. Не Судья, которого мы ждали и который должен вознаградить наши лишения и труды, не праведный Бог. Он Жених и Любовник, а следовательно — демон, — ведь «природа любви демоническая».
И как-то вот так начинается ад. Ждем того, кто не придет, все глубже погружаемся в отчаяние безнадежного ожидания, будучи неспособными узнать находящегося рядом Жениха в Его эросном самоприношении.
На протяжении целых столетий Церковь боролась против гностиков, манихеев, монофизитов, энкратов, иконоборцев, павликиан, богомилов, катаров, пиетистов, пуритан. Боролась против «гнушающихся браком», «удаляющихся от вина и мяс по причине гнушения». Извергла из своего тела «девствующих и превозносящихся над бракосочетавшимися», «укоряющих брак и замужнюю жену», «не хотящих приимати Божественное причастие от пресвитера, сущаго в общении брака».
Однако враждебность по отношению к телу и эросу — не учение, которому можно противостоять доводами и каноническими эпитимьями. Это паника от отсутствия психологической безопасности, бессознательная, но неумолимая потребность в удостоверенной «чистоте». Это мучительная нужда в оправдании накопленной и нерастворившейся лишенности — лишенности жизни; существования без общения — существования, неспособного раздать свою душу — «погубить» ее, чтобы потом «спасти». И эта неспособность воспаляется в горькую агрессивность. Душа нападает на то, что в ней отсутствует, — может, таким образом сможет оправдать это отсутствие? Или «одухотворить» лишенность?
«Собака сладострастия хорошо умеет просить духа, когда ей не дают плоти».
17. CONCLUSION SUR PEDALE DE DOMINANТЕ
Царь увлечен твоими кудрями.
Эрос — метафизика тела и плоть метафизики. Наполнение жизнью пустой скорлупы идей, челнок, скрепляющий язык с нервами, кожей и плотью реального. Знаки сущего: природа и лицо, сущность и ипостась, энергии и инаковость. Им грозит зависнуть в лжечувстве высокого измышления, если они оторвутся от опыта эроса. То же самое и с языком поэзии: он становится отвлеченной словесной игрой, не имеющей никакой связи с семантикой жизни, если обнажается от очевидности желания.
Природа и запредельное природы. Общее «вещество» безудержного желания, потребностей тела, темной необходимости биологической разрядки. Запредельное — это неизъяснимый восход зова, свет во взгляде, улыбке, благодати движения; страсть присутствия, изумление инаковостью. Сомнительные границы между физическим и метафизическим, безличностным и личностным. И где-то там прослеживается первоначальное и существенное удостоверение в действительном, жизнь и смерть.
Мы безотчетно строим здание знаний, выкармливая своей плотью и душой тщательно выписанные определения физики и метафизики. Не поддающаяся определению личностная единственность в грамматике Истории переписывается как безличностное событие. Целые столетия, заполненные отклонениями плоти, чтобы изучить свою безличностную природу в древнем институте проституции, во всеобщей фонетике неумолимого самоэротизма. И песни любви, укорененные среди различных племен и народов, вносят свою правку с учетом взаимности и личностной плановости.
Природа нащупывается в стремлении к увековечению. Жар тела, его слепая и мучительная потребность, не имеющая никакого отношения к желанию взаимности, именованного Другого. Жажда путника в безводной пустыне, лютый голод лишенного пищи. Неутолимое стремление не ищет связи, общения в слове, нежности любви. Оно принуждает к телесной разрядке, и ничего более. Лишь бы была удовлетворена потребность и снято мучительное напряжение биологической необходимости. Любым способом.
Эрос от природы и ради природы — самоэротизм природы, ее эросная самодостаточность. Стремление природы самой регулировать истинную жизнь, переписать эрос в саможизнь тленности. Нужда в продолжении рода увековечивает природу — не личности. Наше личностное существование интересует природу только потому, что оно поставляет вещество для ее собственного увековечения, дает ей превосходство над личностным существованием, которое дает ей ипостась. Природа увековечивается бесконечным рядом тварных индивидуумов, отождествляется с выживанием безличностного и одноликого и смертью уникального и неповторимого.