Варяжские гнезда

– Деснобор со своими хотят идти на Выспы или на Волин. Мы пойдем с ними, но может быть вернемся в родные степи по рекам Висле да Днепру.

– Значит, в союзе со мной не останетесь? – спросил царь.

– Не останемся! – отвечал Зур-Иргак. – Мы все не желаем присоединиться к отступничеству твоему от того, чему тебя учили люди мудрые и благочестивые, и не желаем преклоняться перед твоим истуканом готского Тора.

– Послушай, Зур-Иргак, – сказал Водан, обнимая волхва. – Ты человек мудрый, Я на тебя надеялся. Я хотел тебя сделать первым после себя лицом в стране. Ты против меня возбуждаешь людей, ты даже восстановил царицу.

– Она женским сердцем многое понимает лучше, чем ты своим высоким умом, – отвечал Зур-Иргак. – Разговор я с ней имел и этого не скрываю. Так же люди, идущие со мной, от меня познали истину, хоть и не всю, но веруют, что идолопоклонство есть мерзость, а лжеучение твое нечестиво. За правду, царь, на меня не сердись.

– А Деснобор по-прежнему поклоняется золоченому мечу? – насмешливо спросил Водан.

– Мечу он не поклонялся, – отвечал Зур-Иргак, – а молится Тому, кто управляет и мечами, и руками, держащими эти мечи. Я молюсь, обращаясь к небу, к восходящему и заходящему солнцу, но ты знаешь, что ни солнцу, ни синему своду небесному я не молюсь. Ты уже завел истукана, жрецов, прорицательниц, словом все, чем тяготятся Греция и Рим. И это совершил не я, степной дикарь, а ты, мудрый Водан. На войне ты храбр, на суде справедлив. Бог тебе все дал. И что же? Ты учреждаешь идолопоклонство в своей стране. Сознайся сам, что это недостойно тебя, ученика вещего Драгомира. Давно я знаю твою мысль, что добро на земле умерло, а царит одно зло.

– Ты не прав! – воскликнул Водан. – Враги богов – великаны, злобный Локи и чудовища его дети. Мое идолопоклонство не возвеличивает ни злобы, как чудское, ни разврата, как греко-римское, – сказал царь.

– Ты сеешь все-таки ложные верования, – воскликнул Зур-Иргак. – Опомнись, царь. Как далеки твои измышления от того, чему нас учили.

– Нас учили сделаться мудрыми волхвами. Народ этому не научишь! – отвечал Водан.

– Ты, великий царь, теперь делай, что тебе подскажет твоя совесть, – сказал печально Зур-Иргак. – Я же пойду по велениям своей совести. Прощай, царь, мы с тобой больше в этой жизни не увидимся. Суди нас обоих Единый Всемогущий.

Водан отпустил его, не скрывая своего неудовольствия.

Зур-Иргак со своими единомышленниками и Деснобор с сарматами, не желавшими поклоняться готскому Тору, сели на выспянский корабль, отправляющийся в Винету. Водан из своих царских палат видел их отбытие. Фригг была подле него.

– Вот еще люди тебя покидают за твое упрямство, – сказала она. – У царя Савромата уживаются люди всяких верований.

– И я никого не преследую! – заявил Водан. – Но в Сигтуне я желаю, чтобы воссияла звезда моей веры. Попросили бы они у меня, я бы им за городом отвел рощу, а если бы захотели, то могли бы и храм построить, хотя они предпочитают поклоняться небу под сводом небесным. Упрям не я, а Зур-Иргак. Он и мимо храма Тора, кажется, ходить не хотел.

Недовольный, царь ушел в свою спальню и лег, раздумывая о том, что краеугольный камень его здания, введение веры, обещавшей ему славу и силу над народами, отвергался именно людьми, которых он считал наиболее близкими к себе, и на которых надеялся, как на ближайших своих помощников.

Над ложем царя сели прилетевшие со двора оба ворона Драгомира. Давно не приходилось им летать в дальние страны. Светлое облако наполнило весь покой. Когда оно рассеялось, среди него стояли обнявшись, Богучар с Драгомиром. Вороны отлетели прочь от царя и сели на пол у ног того и другого призраков. Богучар заговорил первый:

– Я подсказал душе жены твоей слова о Бальдре с юга, который поучал и умер и простил. Он и воскрес, и торжествует, и завоюет скоро весь мир. О нем тебе говорили и Днепровские старцы. Она сердцем своим ищет истину, и ты не даешь ей возможности придти к ней. Ты сеешь ложь и взамен старой создаешь еще новую.

Драгомир продолжал:

– А Зур-Иргак, еще не вполне просвещенный всей истиной, добро сделал, восстав против твоих измышлений. Заслуга эта ему зачтется свыше. В своей жизни он еще многое увидит и узнает, но и после него род его много лет будет славен, хотя не все потомки его будут обладать его знанием и стремлением к истине.

Водан увидал большой город, окруженный каменными стенами, улицы его прямые, дома каменные, на площадях храмы на высоких стройных столбах, и изваяния на мраморных подножиях. На крышах многих храмов возвышались золоченые кресты. Город по постройке в общем все-таки напоминает и Танаис, и Пантикапею.

– Греческий город? – воскликнул Водан.

– Нет! Римский! Не так далеко от него и Рим.