Варяжский десант

– Потому что вы упорно уклоняетесь от ясного изложения своей политической позиции. Ведь это на редкость странно, что вы, с вашим, без сомнения, глубочайшим гуманитарным образованием, утверждаете, что никогда не слышали про Сталина! В это абсолютно не верится. Я понимаю, конечно, что в вашем отрицании самого факта существования Сталина присутствует элемент позы или, как это модно сейчас говорить, «позиционирования», – да, ну конечно… Но не настолько же! Я также понимаю, что если сейчас, как мы тут выяснили, с помощью нашего Аверьянова Николая Николаевича, 985 год от рождества Христова и Сталин еще не родился, то, разумеется, вам легко пытаться убедить меня, что вам, поколению конца девятисотых, эта фамилия уже ничего не говорит… или еще ничего не говорит, как вы утверждаете… – Аристократические пальцы Ивоны Стефановны поставили бокал на скатерть и тут же погрузились в складки кожи шарпея Рожка, дремавшего у него под боком.

– Послушай… – попытался что-то сказать Годинович.

– Нет, это вы послушайте, – отрицательно покачала головой Прибамбацкая. – Мы с вами просто обречены понимать друг друга…

– Почему?! – удивился и испугался Хросскель Годинович. – Почему мы обречены?

– Потому что разумные люди были всегда. И были везде. Так вот и Сталин, он тоже везде и всегда. Вождь. Отец народов! У него не было любимцев, ему все равно было, кто ты – министр, врач, генерал или рыбак, металлург или секретарь обкома! Незаменимых нет! Порядок был! Взял страну от сохи, оставил страну атомную! Хозяин! – Оставив складки кожи Рожка, ее рука сделала широкий жест, охватывающий весь мир, включая Млечный Путь, застывший над их головами. – Хозяин всего!

– У Сталина был восьминогий конь? – поинтересовался, зевая, лежащий неподалеку Регнвальд, рулевой ладьи Сигурда.

– Почему у него должен был быть такой конь? – удивилась Ивона Стефановна.

– Потому что хозяин всего – Oдин, у которого восьминогий конь Слейпнир. Раз Сталин – хозяин, то это то же самое, что по-нашему Один. Ну, значит, на восьми ногах у него конь.

– Сталин – один, а не o2дин, другого такого нет и не будет… А по коням я, честно говоря, не знаток… У Сталина был Буденный, Семен Михайлович, вот тот как раз…

– Был о восьми ногах?! – догадался Регнвальд.

– Да нет, – скривилась Прибамбацкая. – Специалист по лошадям…

Девушка, лежащая рядом с Регнвальдом, вдруг оживилась:

– У моего папы конь о восьми ногах! Вот, смотрите!

Покопавшись в косметичке, она извлекла потрепанную фотографию, изображавшую пожилую пару, стоящую на фоне покосившегося дома в компании восьминогого жеребенка и шестиногого пса с двумя загнутыми веселыми крючками мохнатыми хвостами, растущими из одной общей точки.

– Вот! Это мои папа, мама, Восьмикопытец и Дружок. Я всегда этот снимок ментам показываю, чтобы разжалобить.

– Ты дочь Oдина?! – Регнвальд был потрясен. – Женя, Женечка, ты что, сестра Тора? И молчала?!

– Нет, что ты! – отмахнулась, смеясь, Женя. – Какой там Тор! У меня вообще братьев нет. У нас деревня в семнадцати верстах от Чернобыля, прямо по розе ветров. Я эту карточку ментам как будто нечаянно показываю, они меня сразу отпускают…

– Взял страну от сохи, оставил страну атомную! – повторила Прибамбацкая, никогда, видно, особо не прислушивавшаяся к чужим речам…

* * *

– У нас – порядок во всем! У нас очень строгие законы! – кивнул Кьярваль, явно красуясь перед Верой. – Свирепые законы.

– Но еще страшнее оказаться вне закона, – подхватил его мысль Вермунд, подмигивая Соне.

– А как это – «вне закона»?

– А это когда тебя изгоняют из общины и каждый, кто тебя встретит, может тебя убить и обязан убить!

– Замечательно! – сказала Даша. – Чем же нужно отличиться, чтобы залететь под вашу вышку?

– Под какую «вышку»? – не понял Кьярваль.

– Чтоб оказаться вне закона? – пояснила Вера.

– Ну, например, вне закона объявляют за изнасилование свободной женщины, – сказал Вермунд первое, что на ум пришло.

– Круто! – уважительно покачала головой Соня. – Вот это круто!

– Но речь шла о свободной женщине, вдове ярла например. О женщине, имеющей все и ни у кого ничего не берущей…

– А какие еще-то бывают женщины? Ты на кого намекаешь?

– Не намекаю, а говорю то, что есть. За изнасилование женщины из кэрлов изгоняют всего на три года…

– Это почему так?

– Кэрлы зависят от ярлов. Они покупают у них на время землю, ладью, то, что им надо… Они не совсем свободные люди.

– Они арендаторы, понятно, – кивнула Даша.

– А если рабыню кто трахнет без спросу? – поинтересовалась Вера.

– Три марки заплатишь – и все дела, – пожал плечами Кьярваль.

– Да марок нет уже давно. Сейчас же евро, ты че, совсем того?

– Не знаю евро, – уперся Кьярваль. – Три марки, по закону.

– Не помнишь, сколько это – три DM? – спросила Даша Веру как самую старшую, двадцатипятилетнюю хранительницу древних традиций Тверской.

– Да где-то бакса полтора было. Ну, в общем, порошок…

– Фига себе – полтора бакса – сорок рублей!.. – возмутилась Соня. – Разлетелись: на два пакета молока не хватит!

– Да успокойся! – одернула Соню Даша. – Ведь ты же слышала, тут речь идет об изнасиловании…