Варяжский сокол

Осташ давненько не бывал в родных местах. К сожалению, у него и сейчас недостало времени, чтобы навестить отца, мать и дядьев, хотя от Торусина горда до родных Выселок было рукой подать. Увы, боготур не принадлежит ни себе, ни роду. И никто не вправе указывать ему дорогу, кроме бога Велеса и его кудесника, даже родной отец. Впрочем, он знал, что на Выселках все живы и здоровы. Как знал и то, что благополучие его родных и односельцев зависит сейчас от ума и изворотливости Велесовых ближников, которые должны задушить войну на родной земле в самом зародыше, не допустив большого кровопролития. А Торусин горд за двадцать лет разросся настолько, что по количеству населения уже, пожалуй, мог поспорить с удельным Берестенем, а по степени защищенности превосходил его. Боготур Торуса давно уже мог называть себя удельным князем, но не спешил этого делать, ибо в отличие от других уделов его земли были вотчинными, и он мог передать их сыновьям, не испрашивая разрешения ни у старейшин, ни у великого князя. Такая независимость боготура Торусы внушала зависть удельным князья и боярам и приносила головную боль ныне покойному великому князю Всеволоду. Личная дружина Торусы насчитывала пятьсот мечников, а созывая ополчение, он мог рассчитывать на поддержку почти десяти тысяч славян и урсов, готовых стеной стать за своего боготура. Торусин городец считался настолько крепким орешком, что раскусить его было непросто не только великим радимецким князьям, но и хазарам. Именно поэтому князь Горазд решил извести своего главного соперника в Радимецких землях хитростью.

Свадебный обряд княжича Владислава, сына Богдана, с Милицей, дочерью Торусы, вершился в присутствии кудесницы Макоши Всемилы и кудесника Велеса Мстимира. Все же не простые люди шли к брачному ложу, и благословить их на продолжение славного рода должны были ближники самых влиятельных в радимецких землях богов. Осташ давно уже не видел кудесницу Всемилу и теперь обнаружил, что она сильно постарела за эти годы. Говорили, что ее здорово подкосила трагическая смерть князя Драгутина. Все-таки этих людей связывало нечто гораздо большее, чем просто чувство, вспыхнувшее в юные годы. Немудрено, что Драгутин так долго тянул с женитьбой, боясь огорчить гордую дочь Гостомысла.

– Покажи мне сыновей Умилы, – попросила кудесница боготура.

– Так вот они, – кивнул Осташ на стоящих поодаль Рериков.

– Сон мне приснился, – вздохнула Всемила, – что род отца моего Гостомысла зачах, и тогда из чрева Умилы вдруг проросло пышное древо, крона которого прикрыла собой всю Русь. Я известила об этом отца, но старый упрямец отмолчался. Он терпеть не мог князя Годлава и по сию пору жалеет, что отдал за него свою дочь. Уж не знаю, жалеть мне о горькой участи старшей сестры или радоваться, глядя на ее сыновей.

Первым к тетке подошел Воислав Рерик, Сивар с Труваром скромно держались за его спиной.

– Да сопутствует вам до конца дней удача, которой щедро одарила вас богиня Макошь, – громко произнесла кудесница Всемила, – ибо нет и не будет на Русской земле более блестящей доли, чем доля ваша и ваших потомков.

Воислав растерялся и не нашел, что сказать в ответ на эти слова, звучавшие в устах первой Макошиной ближницы как пророчество. Он сумел лишь отвесить тетке поклон, пробормотать несколько приветственных слов да пожелать ей доброго здравия. Всемила кивнула ему и гордо прошествовала в сопровождении боготура Осташа к крыльцу, дабы благословить молодых.

– Величественная у нас тетка, – не удержался от ехидного замечания Сивар, но тут же прикусил язык под строгим взглядом брата.