Каган встретил бека Карочея на редкость нелюбезно, но и не выставил за порог, что могло считаться прощением за несуществующую вину. Впрочем, Обадии сейчас было явно не до скифа. Карочей уже несколько месяцев не видел кагана и ужаснулся произошедшим в нем переменам. Из цветущего сильного мужчины каган стремительно превращался в полную развалину с трясущимися руками. Конечно, горе не красит человека, и трудно было ждать от отца, потерявшего двух любимых сыновей в течение нескольких месяцев, бодрости духа. Но это вовсе не значит, что мужчина, едва достигший сорокалетнего рубежа, должен выглядеть как ходячее подтверждение грозных пророчеств, высказанных по его адресу.
– По-моему, кагану что-то подсыпают в питье, – тихо сказал Карочей Жучину.
– Что ты имеешь в виду?
– Дурман-траву. Приняв ее, человек вполне способен увидеть не только женщину в белом, но и самого бога Велеса. Я однажды попробовал ее в одном из итильских притонов, а потому знаю, что говорю.
Оставив кагана наедине с мыслями, его одолевавшими, беки отправились на поиски сумасшедшего пророка, которого никто даже не попытался изолировать. Впрочем, в этом и не было никакой необходимости, ибо, по словам слуг и телохранителей, Сухраб вел себя тихо и только выкрикивал время от времени одну страшную фразу: «Обадия, Обадия, я жду тебя». Беки довольно долго наблюдали за безумным стариком, но пока трогать его не стали. Карочей пришел к выводу, что этот раб, невысокого роста, но крепкого телосложения, еще очень силен и вполне способен, подкравшись из-за угла, убить человека.
– Ты думаешь, это он свернул шею одному телохранителю, а другого выбросил из окна? – спросил Жучин.
– Очень даже может быть, – кивнул Карочей. – А вот великан Тарлан был ему явно не по силам, именно поэтому он дал ему яд, бесцветный и безвкусный, который мы наверняка найдем в его вещах.
– Почему ты так уверен?
– Потому что именно этим ядом он сегодня попытается отравить Обадию.
Карочей остановил служанку и попросил показать комнату помешанного Сухраба. Служанка удивилась столь странной просьбе уважаемых беков, но перечить им не посмела. В маленькой комнатушке ничего не оказалось, кроме сундука и деревянного топчана. Карочей брезгливо двумя пальчиками встряхнул одеяло. Небольшой серебряный кувшинчик едва не слетел на пол, но расторопный бек успел его поймать. Кувшинчик был тщательно закупорен деревянной пробкой, но Карочей все-таки сумел уловить знакомый запах.
– Я же говорил – дурман-трава, – торжествующе воскликнул скиф. – Многие настолько привыкают к ней, что отца родного готовы продать, дабы насладиться ее запахом. А стоит она немалых денег.
– Загляни в сундук, – попросил Ицхак.
В сундуке лежало белое платье и парик. Карочей не побоялся напялить парик себе на голову, чем вызвал улыбку у Ицхака Жучина. А на самом дне сундука скиф обнаружил золотую чашу для питья и небольшой тщательно закупоренный флакончик. В этом флакончике была смерть Обадии.
– Сухраб имеет доступ к питью и еде кагана, – задумчиво проговорил Жучин. – Он помогает поварам на кухне. Быть может, он уже влил в вино кагану яд?
– Это вряд ли, – покачал головой Карочей. – Слишком опасно. Судя по тому, как тщательно закупорен этот флакончик, яд обладает сильным запахом. А в кухне всегда много народу. Кроме того, повара обладают очень тонким нюхом. Нет, Сухраб не станет так подставляться. Сегодня он сам понесет питье кагану. Нацепит на лысую голову парик, наденет белое платье и предстанет перед Обадией призраком. Его ведь должны заметить другие. Которые подтвердят всем, что призрак был, а следовательно, в смерти кагана виноват Навий мир.
– И каган сам выпьет яд? – усомнился Жучин.
– Выпьет, – вздохнул Карочей. – Даже у самых сильных людей, Ицхак, бывают минуты слабости.
– Ну что ж, пойдем поговорим с Сухрабом?
– Нет, Ицхак, мы должны разоблачить этого собачьего сына на глазах у Обадии, иначе, боюсь, каган просто не поверит своим преданным бекам. Ведь он видел призрака собственными глазами, а люди имеют скверную привычку считать, что все увиденное не во сне – это явь. Во всяком случае, те из них, что никогда не имели дело с дурман-травой.