Варлорд. Путеводная звезда. Том II

Его, пока я общался с Валерой и Эльвирой, Ольга ввела в курс последних событий. По-нашему с ней уговору рассказав о случившемся абсолютно все. И о нашем разговоре с цесаревичем, и об обмене памятью с Анастасией. Тайной осталась лишь история моего сотрудничества с Астеротом.

Когда я зашел в кают-компанию, Николаев ждал меня с бокалом коньяка, задумчиво глядя на картину на стене. На мое появление полковник внимания не обратил, находясь явно в глубокой задумчивости.

Я же налил себе имбирного лимонада, взглядом предложил Ольге. Она отказалась. Присела напротив Николаева, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза.

Полковник только сейчас отвлекся на наше появление, и взглядом показал, что… показал, что он, так скажем, удивлен услышанным. Выразив без слов все, что о нас думает, Николаев снова вернулся к размышлениям.

Ожидая, пока навигатор и мастер-наставник закончит думать думу, я прошелся по каюте, осматривая картины. В одной из них, достаточно небрежно выглядящей, неожиданно узнал автопортрет Ван Гога, под названием «Художник по дороге в Тераскон». Не фанат живописи, но историю этой своеобразной картины я знал. Причем передо мной сейчас утерянный в моем мире оригинал - не думаю, что здесь копия висит. Не тот уровень.

Рассматривая картину, даже подошел ближе, утверждаясь что это именно Ван Гог и не совсем понимая ее важность в глазах ценителей и знатоков искусства. Раздумья о веяниях и критериях оценки живописи помогли скрасить время ожидания, которое закончил Николаев, окликнув меня.

- Артур.

- Здесь, - повернулся я к полковнику, еще раз мазнув взглядом по мазне Ван Гога. Да пусть простят меня искусствоведы и сам мсье Винсент. Или не мсье, а мэнеер Винсент, как будет правильно его уважительно называть если он не валлон, а фламандец - я к его принадлежности к землям Нидерландов не в курсе.

- Ольга, - повернулся между тем к девушке Николаев.

- Я тоже здесь, - едва улыбнулась Ольга, открывая глаза и выпрямляясь в кресле.

Я же, глядя на нее, заметил, что она все чаще и чаще выглядит вполне обычным человеком, а не тем холодным безукоризненным совершенством, которое я привык в ней видеть в первую очередь.

- Вы приняли решение.

- Да.

- Вы оба понимаете, чем вам это теперь грозит.

- Да.

- Но решение участвовать на балу вы не меняете.

- Да, - коротко посмотрела на меня Ольга.

- Да, - чуть кивнув, произнес я и перевел взгляд на Николаева.

- Еще раз. В свете последних событий, степень опасности для себя вы, думаю, прекрасно понимаете.

- Прекрасно понимаем, - еще раз кивнула Ольга.

- Уточню на всякий случай. Вы оба прекрасно понимаете, что попыткой сохранить жизнь цесаревичу вывели себя, причем очень ярко и громко, из чужого фарватера чужой игры на чистую воду самостоятельного плавания. И сейчас вы оба уже являетесь самостоятельными фигурами, не постесняюсь этих слов - буквально сверхновыми звездами на небосклоне политической жизни.

- Мы это понимаем.

- За это наказывают.

- Мы это тоже понимаем, - мягко сказала Ольга. - Но мы сами можем наказать кого угодно.

Николаев в ответ лишь грустно усмехнулся.

- И отступать вы не намерены.

- Не намерены.

- И мой совет затаиться и переждать, чтобы сохранить себе жизнь, вы конечно же не послушаете.

- В этом случае нам будет сложно, даже невозможно, вернуться на, как вы выразились, чистую воду самостоятельной игры.

- Понимаю. Но момент для этого вы, конечно, выбрали крайне неудачный.

- Ничем не лучше, но и не хуже других, - пожала плечами Ольга.

- С Артуром понятно, у него выбора нет. Но ты могла подождать пару десятков лет.

- Смысл? - глядя на Николаева, чуть склонила голову девушка. - Если мать все же решит убрать меня, то также она уберет меня и через пару десятков лет.

- Через пару десятков лет ты станешь много сильнее.

- Она тоже.

- У меня есть подозрения, что уже в самое ближайшее время она может поставить на карту все.

- У меня тоже, - улыбнулась Ольга. - Но так получилось, что мы, как вы выразились, уже вышли в самостоятельное плавание. И если мы покинем акваторию игры и спрячемся сейчас, обратно нас никто не пустит.

- Понимаю, - кивнул Николаев. - И я готов вас поддержать. Вот только сейчас я вам помочь ничем не смогу. Ни по политическим причинам, ни по личным.

- Это печально, - с удивительно точно воссозданной интонацией часто используемого мною выражения произнесла Ольга. При этом внимательно глядя на Николаева. Потому что он, когда договаривал про причины «личные», бросил на меня красноречивый взгляд.

Я знал, что это за личные причины: филактерий Елизаветы, который он собирался забрать в Петербурге. Где ее филактерий и как он собирается его забирать, Николаев меня в известность не ставил. Но намерения его были предельно серьезными. И, судя по всему, ради этого он был готов горы свернуть и рискнуть всем - также, как и Ольга сейчас.

Только Ольга рисковала всем ради того, чтобы остаться в числе реальных претенденток на трон Российской Империи, а он ради спасения Елизаветы рисковал уже гарантированным местом президента Российской Конфедерации.